Скрипник Сергей ВасильевичВербовщик и Проповедник(Афганский casus belli) Casus belli (лат.) – повод к войне Обсуждение произведений Между проповедником и вербовщиком пролегает глубокая пропасть, хотя, в сущности, они делают одно и то же дело – ловят человеческие души. Алекс Торау (1910-1963), американский публицист и афорист. Любая поддержка любой войны в современном цивилизованном мире есть безответственный и безнравственный поступок. Николаус ван Верховен (1930 г.р.), нидерландский политолог и социолог. Я далек от предположения, что командование многонационального корпуса ISAF в Афганистане прочитало мою статью «Две такие разные войны», вняло критике, и приступило, наконец, к активным боевым действиям с применением крупных воинских соединений в провинции Гильменд – «опиумном рае», где, по экспертным оценкам, производится половина всех наркотических средств этой группы, которые потом вкачиваются в вены «потребителей» России и Европы. Но этот факт лишний раз подтверждает прозвучавший в ней тезис о том, что действия мирового сообщества в этой центрально-азиатской стране не имеют должного эффекта, а значительное военное присутствие явно не справляется с возложенными на него задачами. И это повод для недовольства широкого общественного мнения, не видящего смысла в столь масштабной миссии по противодействию международному терроризму и безуспешных попытках внедрить демократию европейского (а точнее даже, англо-саксонского) типа там, где ее никогда не поймут и не примут. Некоторые участники дискуссии, развернувшейся вокруг моей последней публикации, упрекали меня в голословности, когда я, в частности, осмелился утверждать, что история уже выставила негативную оценку как советско-афганской кампании 1979-1989 годов, так и нынешним карательно-милитаристским устремлениям западного мира, пытающегося коренным образом цивилизовать по своему образу и подобию здешний жизненный уклад. Аргумент моих оппонентов сводился к тому, что, мол, нынешняя война, которую ведут в Афганистане США и их стратегические сателлиты, пока не закончена. А значит, у музы Клио есть еще время для того, чтобы разобраться во всех ее перипетиях, оценить по достоинству «альтруизм» участников коалиции, которые, якобы, действуют в интересах всего мира, а не отдельно взятой идеологии (надо полагать, что они имели в виду распространение в мире коммунистического влияния). Полноте, друзья. Подлинная история всегда пишется современниками, а потомками она потом только интерпретируется. Ведь зимой 1941 года, когда нацисты стояли у стен Москвы, не было известно, чем закончится Великая Отечественная война. Но порабощенные Гитлером народы были однозначны в своих суждениях, что наше дело правое. Впоследствии сам ход развития событий воплотил в реальность концовку знаменитого лозунга ее первых дней. Враг был разбит, и победа была за нами(1). А советского солдата тогда все называли освободителем. Это теперь иные «цивилизованные» европейцы пытаются ревизовать итоги того грандиозного военного противостояния в угоду сиюминутной политической конъюнктуре, но это никак не способно повлиять на истинную оценку, которую ему выставила история, что называется, в «процессе» и сразу по горячим следам. Последняя афганская кампания благодаря разветвленной системе радиоэлектронных средств массовой информации оценивается чуть ли не каждый божий день. И показатели отношения к ней мирового общественного мнения постоянно меняются не в пользу ее апологетов и адептов. В то время, когда я готовил данную статью к опубликованию, 17 февраля с.г., международный информационно-аналитический телеканал «Euronews», провел очередной интернет-мониторинг общественного мнения среди пользователей глобальной «паутины», не самой, замечу, ответственной и прогрессивной с точки зрения классической морали части человечества (см. эпиграф Николауса ван Верховена), спросив их, в частности, поддерживают они или нет действия коалиционных сил в Афганистане. Мне пришлось прибегнуть к методике редактирования уже написанного текста, неизбежной неблагодарной составляющей любого литературного труда, чтобы привести эти цифры, которые, на мой «пристрастный» взгляд, никак не могут порадовать стратегов в Вашингтоне и Брюсселе-натовском. Они таковы: 56 процентов постоянных обитателей киберпространства в Старом Свете относятся к афганским событиям, связанным с действиями коалиции, отрицательно, около 31 процента, то есть менее трети, с ними категорически не согласны, а немногим более 13 процентов не определились с ответом в силу того, что им на этот счет практически ничего не известно. Но если даже две последние категории участников опроса объединят свои усилия в пользу продолжения войны, то перевес все равно будет не на их стороне. Тем более, что многие независимые представители евро-атлантического экспертного сообщества рады бы думать иначе, но, осознавая реалии без перспектив, вынуждены склоняться к мысли, что тенденция «неприятия» будет только возрастать и, в конце концов, выльется во всеобщее требование о полном сворачивании антитеррористической операции «Несокрушимая свобода». Именно этот «негатив» и составит базовую оценку, которую выставит ей, в конце концов, история. Ибо сегодня многим вполне очевидно, что, в лучшем случае, все, здесь происходящее, закончится ничем. Цель победить терроризм в его «логове», сколько бы крови еще не было пролито, представляется недостижимой. Не случайно «несокрушимую свободу», которую теперь пытаются экспортировать сюда американцы, как мы когда-то коммунистическую идеологию, за глаза уже стали называть «недостижимой». Итак, что мы имеем на сегодняшний день. Талибы, как и до интервенции НАТО, начавшейся в октябре 2001 года, контролируют значительную часть территории Афганистана, продолжают свободно передвигаться, где им это вздумается, исключая немногочисленные места массовой дислокации армейских сил вторжения. Накротрафик – основная статья экспорта автохтонов (а в Гильменде под «культурное» земледелие такого рода в 2007 году использовалось 103 тысячи гектаров «сельхозугодий» в плодородных долинах рек Гильменд и Аргандаб) как и в лучшие времена, невзирая на всевозможные «выставляемые» заслоны, беспрепятственно преодолевает демаркационную линию Мортимера Дюранда, которая служит государственной границей между Афганистаном и Пакистаном, пролегая, в том числе, и на юге «опиумной провинции». И далее распространяется по всему свету. Список «преимуществ» военного присутствия Североатлантического альянса и его «нейтральных» союзников на этой земле можно продолжать, но они оправдываются и подкрепляются не реальными усилиями, а шумными пиар-акциями, одной из которых и стало последнее массовое перемещение коалиционных войск в Гильменде. Речь следует вести именно о бесцельном перемещении по пустынным (с точки зрения орографии), опустошенным (в силу «непропорциональных» зачисток) и брошенным (вследствие массового исхода населения) пространствам значительного числа вооруженных сил, а не о боевых действиях, в ходе которых, как нам представляют пропагандистские репортажи SNN и других западных телеканалов, достигается стратегический успех и искореняется глобальное зло. Если говорить о военных успехах, как таковых, то их и вовсе нет. Как не было, скажем, в июле 2009 года, когда здесь же была развернута специальная операция «Ханджар» – «Удар мечом» (такое же аллегорическое название использовалось при открытии «второго фронта» летом 1944-го), в которой участвовало 4 тысячи американских военнослужащих, главным образом из Корпуса морской пехоты США, и 650 солдат и офицеров афганской национальной армии. Однако аналогия с высадкой союзников по антигитлеровской коалиции в Нормандии оказалась неуместной. Виртуальное обоюдоострое лезвие в итоге угодило куда-то в пустоту. В ходе наступления согласно официальным данным было убито около ста мятежников. Потери коалиции при этом умолчали. Но сделан был вполне определенный вывод о том, что американцы повторили «успех» операции «Ахиллес», о которой я упоминал в прошлой публикации, когда им попросту пришлось уйти несолоно хлебавши. И вот новый «крестовый поход» против движения «Талибан», основу которого на сей раз составили вооруженные силы Афганистана (13 тысяч стволов), действующие в сотрудничестве с местными жителями, готовыми окончательно покончить с наркотрафиком – основой собственной экономической деятельности. Никакой другой «освободители» пока им не предложили. Парадокс? Безусловно. Именно поэтому лица избавленных от засилья «малограмотных учащихся медресе», возникающие на экранах американского «политического агитпропа», не горят энтузиазмом. Они относятся к операции «Моштарак», что в переводе с пушту означает «Вместе» так же, как если бы это были операции «Ахиллес» или «Удар мечом». Прячут лица. И далеки от выражения тех восторгов, коими так изобилует пиар-составляющая данной акции. Этому есть вполне резонное объяснение. Правительственные войска и поддерживающие их подразделения коалиционных сил, возможно, возьмут город Марджех, захват и зачистка которого от мятежников определены, как главная цель «Моштарака». Но потом, когда все закончится, талибы обязательно вернутся, так бывало уже не раз. И все пойдет по-старому. Сотрудничество с властями и оккупантами «воины аллаха» не поощряют. Даже внешнее выказывание симпатий перед телекамерой может стать для них поводом к лютой расправе над «предателями» и «отступниками». Несмотря на то, что талибы сами захватчики, большинство из них пришло в Афганистан из пакистанского Вазиристана, их религиозный фанатизм по душе многим местным жителям. Сначала было всего тридцать студентов исламских духовных училищ, которые под предводительством муллы Мухаммеда Омара контролировали туркмено-пакистанский торговый транзит через афганскую территорию на международном шоссе Кветта-Ашхабад. Впоследствии их численность разрослась до 110 тысяч стволов. После начала «Несокрушимой свободы» вооруженные отряды Талибана, в основном, удалось разогнать, но сегодня, в условиях нарастания противодействия евро-атлантическому военному присутствию, она заметно регенерируется. Вооруженную партизанскую войну с коалицией и «коллаборационистами» Хамида Карзая в настоящее время ведут 40 тысяч талибов. И нет никаких предпосылок для того, чтобы думать о том, что они когда-то сложат оружие или откажутся от наркотрафика. Поэтому последние военные усилия ISAF в Гильменде представляются мне тщетными. Я привел «свежую» операцию «Моштарак» именно в качестве иллюстрации, подтверждающей обоснованность моей прежней публикации «Две такие разные войны», которая обрела на сайте «Art of War» как своих сторонников, так и критиков. Я благодарен всем, и считаю, что разговор должен быть продолжен. Некоторые вопросы и суждения остались за рамками той статьи, что-то было недосказано и теперь требует конкретизации. В своих мыслях и оценках я на какое-то время уйду от Афганистана, чтобы потом опять вернуться к нему. *** Итак, почему Афганистан был избран Советским Союзом в конце 70-х годов прошлого века для проведения социального эксперимента? Чтобы ответить на него предметно, придется начать издалека, углубившись в политическую историю мировой социалистической системы. К середине 70-х годов она в целом, и ее мотор-регенератор – международное коммунистическое движение – переживали серьезный кризис. Высшее руководство Советского Союза, стоявшее во главе процесса по социально-политическому преобразованию мира, вынуждено было признать, что он явно затормозился и буксует. Последней страной, принятой в «соцлагерь» под номером 14, была Куба. Произошло это в далеком июле 1959 года, когда Фидель Кастро провел на Острове свободы референдум, в котором попросил сограждан высказаться, с кем они намерены идти дальше по пути кубинской революции. С ним – председателем Государственного совета, команданте, приведшим их к победе над кровавой антинародной полуфашистской диктатурой Батисты – или с тогдашним временным президентом республики, либеральным политиком и оппортунистом Мануэлем Уррутиа Льео. После установления здесь путем всенародного волеизъявления «коммунистического единоначалия», Куба была торжественно провозглашена первым в западном полушарии социалистическим государством. Произошло это невзирая на то, что сам Фидель высказывался всегда о своем политическом кредо иронично, утверждая, что он – никакой не «красный», а только слегка подкрашенный. Острову свободы достаточно быстро нашли применение, пытаясь использовать в качестве форпоста и плацдарма для борьбы с американским империализмом, что уже через два года привело к острому Карибскому кризису между США и СССР, который едва не перерос в полномасштабную ядерную войну. Между тем собственно система социализма в начале 60-х годов прошлого столетия уже трещала по швам. Албания, возглавляемая адептом и апологетом Сталина Энвером Ходжей, начала сворачивать внешние контакты с Советским Союзом и государствами т.н. народной демократии, сформировавшими ее еще в конце 40-х. Реакцией на окончательное развенчание КПСС культа личности и вынос в 1961 году мумифицированного «отца народов» из мавзолея, стало то, что эта страна спешно покинула Совет экономической взаимопомощи, а семь лет спустя также оформила развод с Организацией Варшавского договора, предпочтя полную изоляцию от внешнего мира. Враждебную политику в отношении СССР начал проводить маоистский Китай, вставший на тропу охоты за жизненным пространством. Пхеньян провозгласил строительство социализма с типичным «северокорейским лицом», опираясь не на марксистско-ленинские догмы, а местное традиционное учение «чучхе», название которого переводится на русский язык как «самобытность». В основе этой специфической идеологии лежат как социалистические, так и буддийские постулаты, провозглашавшие человека «хозяином собственного тела», что воспринималось, как идущее вразрез с «единственно правильным» философским диалектическим учением и вызывало недовольство в Кремле. В действиях корейских товарищей усматривалась прямая попытка расколоть монолитное коммунистическое движение созданием опасного прецедента, когда все вдруг возьмут да и предпочтут идейному единству поиск «своего особого пути». На фоне этих очевидных потерь начинала склоняться к принятию самостоятельных решений Румыния, до последнего дня «системы» остававшаяся в составе СЭВ и ОВД. В 1968 году ее президент Чаушеску, уже провозглашенный к тому времени подхалимами из ближайшего окружения «великим руководителем» и «гением Карпат», осудил подавление «пражской весны» и отказался посылать румынские войска в Чехословакию. С годами демонстрация «особого мнения» стала для «Николая Андреевича», как его величали в Москве (у румын, как известно, отчеств нет), стала своего рода «пунктиком», превратилась в навязчивую идею-фикс. Он возражал всегда и по любому поводу, и впоследствии к нему многие политические лидеры социалистического содружества относились, как к отрезанному ломтю. Далее, Советскому Союзу стоило немалых усилий, чтобы нормализовать ситуацию с Югославией после нескольких лет послевоенной вражды, когда Сталин предпринял недвусмысленную попытку избавиться от Иосипа Броз Тито путем физического устранения. В дипломатическом смысле все недоразумения, возникшие между двумя странами, недавними союзниками по антигитлеровской коалиции, удалось преодолеть, но их отношения так и не стали братскими. К тому же балканская социалистическая федеративная республика позволяла себе многочисленные аберрации от принятой в содружестве «генеральной линии». Она так и не вступила в Варшавский военный блок, а сотрудничая в рамках СЭВ, предпочитала не полноправное, а ассоциированное членство, мало к чему обязывающее. При этом Югославия оставалась открытой для «тлетворного» западного влияния, обладала экономикой несоциалистического уклада с ярко выраженными элементами буржуазного либерализма, основанной на функционировании рынка труда и свободного перемещения рабочей силы, что позволяло миллиону ее граждан ежегодно отправляться на заработки в капиталистические страны. Вот и выходило, что из четырнадцати «братских стран», политическая система в которых была ориентирована на построение «светлого будущего» – социального образца для всего остального человечества, по меньшей мере, пять делали это не совсем так или же совсем не так. Но никто и не думал никого при этом исключать из своих рядов, ведь их и так было, будто кот наплакал. Даже албанских изоляционистов раз в пять лет 11 января привечала советская ежедневная партийная газета «Правда», помещая в номере статью с поздравлениями в адрес «заблудших товарищей» в связи с очередной круглой или закругленной датой образования «народной социалистической республики» и непременным выражением надежды, что руководство Албании найдет в себе мужество признать свои идейные ошибки и вернутся на путь построения «правильного» социализма. Но в большей степени тогдашний ареопаг КПСС во главе с Леонидом Ильичем Брежневым не большие и малые «шалости» «союзников» по соцлагерю, а всеобщая мировая тенденция затухания интереса к проведению глобального классового эксперимента. Крупнейшие коммунистические партии капиталистического мира – Итальянская (1,8 миллиона членов), Французская (700 тысяч), Японская (400 тысяч), Испанская (200 тысяч), Португальская (120 тысяч) вдруг заявили, что, стремясь прийти к власти в своих странах, они отказываются от святая святых марксистско-ленинского учения – революционной борьбы и признают исключительно парламентские методы достижения этой цели. И аргументировали эту свою позицию словами «великого благообразного бородача из Трира»(2), заявившего после провала Парижской коммуны, что «Запад с революциями покончил, а Восток до революций еще не дорос». В Москве им тут же прикрепили ярлык еврокоммунистов (в том числе, и японцам), а сами действительно обратили свои взоры на Восток. Генсеку Брежневу, правившему Советским Союзом уже более десяти лет, не давало покоя то обстоятельство, что в его «золотую эпоху» мировая система социализма не пополнилась ни одним новым членом, в то время как при свергнутом им предшественнике Никите Хрущеве, таких приобретений было сразу два – Демократическая республика Северного Вьетнама (1956 год), а три года спустя упомянутая выше Куба. Тогда-то идеологи КПСС и начали поиск резервов, за счет которых можно было бы пополнить список участников социалистического содружества. Выяснилось, что добрый десяток стран этого самого уже доросшего до революций Востока избрали себе некапиталистический путь развития. Немного идеологической начинки, чтобы вооружить их лидеров «передовым учением», и можно было бы приступать к политике «расширения». Итак, с конца 50-х годов идеей построения бесклассового общества, где отсутствовала бы эксплуатация человека человеком, в той или иной степени были озадачены правительства конфедеративной Объединенной Арабской Республики со столицей в Каире (в 1961 году распалась на Египет* и Сирию), Ливия, Алжир, Ирак*, Гана*, Бельгийское Конго*, Индонезия*. Стоит заметить, что многие из этих «проектов» впоследствии были успешно провалены (отмечены звездочками), завершились госпереворотами, свержениями марксистских режимов и массовым террором. Позже к ним были присовокуплены Французское Конго, Дагомея (ныне Бенин), Гвинея, Танзания, Сомали*, Мадагаскар, Южный Йемен*, Чили*, Перу (времен генерала Хуана Веласко Альворадо)*. Но решительного прорыва в данном направлении не наблюдалось, несмотря на придуманный для этих стран в идеологической лаборатории ЦК КПСС термин «научный социализм» (взамен «научному коммунизму», который идейно господствовал в «полноценных» странах соцлагеря). Неудачи преследовали Советский Союз на этом поприще в силу того, что многие руководители этих стран (преимущественно диктаторы) никак не могли взять в толк, что же от них требуется. Например, они брали на себя обязательства строить социализм взамен на поставки оружия, с помощью которого уничтожали своих политических конкурентов. Когда-то для советских пропагандистов предметом особой гордости считался тот факт, что две социалистические страны, существовавшие на планете до второй мировой войны – Монголия и Тыва-Арат (ныне Республика Тува в составе РФ) шагнули в новую прогрессивную социально-экономическую формацию из феодализма, минуя стадию капитализма. Теперь же впору было тешить себя мыслью о том, что некоторые африканские страны, ставшие на этот путь в 60-х годы, шли к социализму прямиком из родоплеменных общин, где царил мрак тысячелетней отсталости и все еще культивировались совершенно дикие и непотребные в условиях современной цивилизации традиции и обряды, такие, к примеру, как каннибализм. Но расширять свое влияние все же было необходимо. И где-то с середины 70-х процесс этот заметно форсировался. В 1974 году Бирма провозгласила себя социалистическим государством. Избранное идеологическое направление присутствовало в самом официальном назывании страны – Социалистическая республика Бирманский Союз. В Москве к данному обстоятельству отнеслись с большим интересом, включили Бирму в список стран социалистической ориентации, идущих по пути некапиталистического развития и построения бесклассового общества, но возвещать об этом «приобретении» на весь мир не спешили. Социализм с характерным бирманским лицом строила партия, идейно близкая к оппортунистическому и ревизионистскому китайскому Гоминьдану, отобравшая данное право у местной коммунистической партии маоистского толка, и этот «псевдомарксистский коктейль», конечно, никак не вписывался в контекст строгих идеологических требований научного коммунизма и марксистско-ленинской диалектики. Год спустя на карте мира появилась Демократическая Кампучия, в которую была спешно переименована Кхмерская республика Камбоджа. Я тогда учился в кишиневском интернате спортивного профиля и помню, как пришла в класс радостная учительница, читавшая нам общеобразовательный курс экономической географии зарубежный стран, и от души поздравила всех нас с тем, что в мире появилось новое социалистическое государство. А каким оно еще могло быть в представлении этой недалекой, как мы ее все считали, женщины весьма почтенного возраста, если к власти здесь пришли коммунисты. Через две недели победившие «ставленников международного империализма» «красные кхмеры» из будущей «кровавой клики Пол Пота – Иенг Сари» полностью изгнали в деревню всех жителей столицы страны – полумиллионного Пномпеня, а три миллиона кампучийцев (камбоджийцев) в итоге были убиты, главным образом, прицельными ударом мотыгой по черепу в целях экономии патронов. Такой социализм, понятное дело, нам был не нужен. Тогда же, в середине 70-х, рухнула последняя европейская империя – Португалия периода правления фашистской диктатуры Антониу ди Салазара. И сразу пять ее бывших колоний в Африке ринулись строить социализм. Советский Союз взял в оборот две крупнейшие из них – Анголу и Мозамбик. Почти одновременно была свергнута монархия в Эфиопии, и страна также приобрела в своем полном официальном названии определение создаваемой социально-политической и экономической формации – Социалистическая Эфиопия. После того, как эта страна подверглась агрессии со стороны соседнего Сомали, к тому времени уже переставшего строить у себя социализм, желающего таким образом отторгнуть в свою пользу историческую провинцию Огаден, сюда была направлена большая группа советских военных советников. В свою очередь в Народную Республику Анголу был введен корпус кубинских интернационалистов, принявших непосредственное участие в боях с партизанами группировки УНИТА, поддерживаемой расистским правительством Южно-Африканской Республики. В Центральной Америке в это время завершилась борьба никарагуанского народа против фашистской диктатуры генерала Анастасио Сомосы Дебайля. Пришедший к власти Фронт национального освобождения имени Сандино также провозгласил начало процесса построения в этой стране социалистического общества. Коммунисты пришли к власти парламентским путем и на маленьком острове в Вест-Индии в составе Малого Антильского архипелага – Гренада. Там социальный эксперимент завершился через четыре года американским военным вторжением. Казалось, пройдет совсем немного лет, социалистическая «семья», по меньшей мере, удвоится, и Брежнев, наконец-то, будет доволен. Первым шагом к этому стало провозглашение Лаосской Народно-демократической республики 2 декабря 1975 года. Тогда с помощью СССР и Вьетнама в это стране произвели политическую рокировку. Ведущего борьбу с проамериканским режимом наследного принца бывшего королевства Суфанувонга ввели в руководство Народно-революционной партии Лаоса, ставшей с этого момента правящей, и провозгласили президентом. Таким образом эта буддийская страна, затерянная в джунглях Индокитая, стала пятнадцатым членом социалистического содружества. В отрывном советском календаре 1977 года дата 2 декабря впервые была помечена красным цветом. Настенный образчик советского агитпропа извещал, что в этот день была образована ЛНДР, что само по себе являлось фактом признания страны полноценным соцгосударством. И это напоминание повторялось из года в год, пока существовал Советский Союз. Был и другой «определяющий» статус страны – члена содружества признак. Рубрика в печатном органе ЦК КПСС – «Правде», которая называлась «Братские газеты сообщают…» С некоторых пор в ней появились ссылки на издание лаосских коммунистов с не очень благозвучным для русского восприятия на слух названием «Пасасон», которая благостно информировала советских читателей о земельной реформе, проводимой в этой стране и богатых урожаях риса на ее плантациях, увеличении буйволиного поголовья в госхозах, что стало возможным благодаря осуществляемой здесь политике коренных социалистических преобразований. Афганистан, по замыслу кремлевских стратегов, должен быть стать вторым в ряду «новопреставленных» к социалистическому укладу жизни. Но случилось так, что 27 апреля 1978 года, когда в этой стране произошла Саурская (Апрельская) революция не стала постоянной красной датой советского календаря, а газета «Правда» в своей традиционной рубрике так ни разу не сослалась на сообщения «бумажных рупоров» НДПА – газеты « Хакикате энкелябе саур» и «Дехкан». Что произошло дальше с идеей мирового идеологического господства всем известно. *** Афганистан, скажу я вам, был идеальным местом для приложения такого рода усилий. Во-первых, эта страна за шестьдесят лет до ввода ограниченного контингента советских войск совершила то, что на языке международных отношений называется дипломатическим прорывом, став первым государством, признавшим Советскую Россию. Даже несмотря на казус, случившийся десятилетие спустя, когда произошла локальная советско-афганская война в окрестностях города Мазари-Шариф, населенного, преимущественно, этническими узбеками, таджиками и туркменами, контакты между двумя странами носили постоянный дружественный характер. Во времена монархического правления Закир-шаха и при диктатуре Мухаммеда Дауд-хана, в течение почти полувека, Советский Союз был главным торговым контрагентом Афганистана и ведущим инвестором, вкладывающим в его развитие миллиарды инвалютных рублей. При активном техническом содействии СССР здесь строились гидроэлектростанции, элеваторы, больницы, предприятия легкой промышленности, проводились масштабные мероприятия по геологоразведке. Отношение местных властей к двустороннему сотрудничеству было таковым, что даже за словесное оскорбление шурави – советского человека любой автохтон вполне мог не сносить головы. Говорить же о посягательствах на жизнь и здоровье наших специалистов и вовсе не приходится. Замечу, что в отношениях между СССР и Афганистаном в то время не было никакой идеологической подоплеки, а использовалось то, что сегодня называется вполне здоровым прагматизмом. Но внезапно наступили времена «идейного единства»… До апреля 1978 года мало кто из кремлевских политиков помышлял о том, чтобы строить в Афганистане социализм. Можно даже сказать, что таковых просто не было, так как невозможное представлялось невозможным. Светский характер правления, установившийся в этой стране еще со времен Амануллы-хана, существовал как бы отдельно от глубокого исламского сознания, укоренившегося в умах подавляющего большинства простых афганцев. Для них, убежденных аскетов, которые веками находились на грани выживания в суровых горах и пустынях, мусульманская вера была единственной опорой в жизни и смыслом бытия. И даже самые заскорузлые идеологи КПСС осознавали, что поколебать ее вряд ли когда-нибудь удастся. Но пятилетка диктатуры Дауд-хана с ее кровавыми практиками сделала свое дело. И афганцам впервые за свою многовековую историю вдруг захотелось радикальных перемен. В этой ситуации и всплыла внезапно малочисленная марксистская с некоторой национальной спецификой Народно-демократическая партия, возглавившая данный процесс. Стоит отметить, что в системе международного коммунистического и рабочего движения ее не рассматривали никак, относясь по принципу «есть, и слава богу». Повторяю, она была слаба, неавторитетна в афганском обществе, к тому же подвержена острым внутренним фракционным конфликтам между двумя враждебно настроенными в отношении друг друга группировками «Хальг» («Народ») и «Парчам» («Знамя»). Так уж случилось, что в первый день Саурской революции 27 апреля 1978 года за рычагами танков, выведенных на улицы Кабула и двинувшихся в сторону президентской резиденции и главной городской тюрьмы, находились активисты НДПА. Они окружили столичный зиндан, чтобы освободить своих лидеров, арестованных накануне. По пути к ним присоединялись толпы людей, которые были доведены до крайности репрессивными методами правления Дауд-хана. Поэтому с легкостью необычайной восприняли действия вызволенных из-за решетки «товарищей-хальгистов», которые первым делом распорядились физически уничтожить диктатора и его многочисленную родню без суда и следствия. Захватив таким образом власть в стране, они запустили карательную машину, которая всего за полтора года перемолола в своей утробе десятки тысяч сограждан – от высокопоставленных партийных функционеров – фракционеров «Парчама» – до простолюдинов – обычных дехкан и торговцев. Кстати, эти жертвы, в массе своей невинные, впоследствии приписали к итогам советского вторжения, до которого еще оставалось время. И вот тут для Кремля началось время соблазнов. Шестнадцатое социалистическое государство грозилось возникнуть там, где его никто не ждал, и само лезло, что называется, в руки. Коммунистические вожди Афганистана понимали, что их режим в стране, пронизанной духом магометанской веры, имеет мало шансов удержаться у власти. Поэтому постоянно обрабатывали высшее советское руководство, действуя через своего посла в Москве. Просили у него военной помощи, причем не только оружием или постоянным консультациями (советники министерства обороны СССР в этой стране привлекались к подготовке национальных вооруженных сил и при позднем Закир-шахе, и при Дауд-хане), а конкретно войсковыми подразделениями, которые предполагалось использовать в борьбе с оппозиционерами (что, собственно говоря, и происходило после ввода ОКСВА). За несколько дней до своей насильственной смерти Председатель революционного совета Афганистана (фактический президент страны) Нур Мухаммед Тараки, возвращаясь из Гаваны, где участвовал в Международном совещании коммунистических и рабочих партий, на день остановился в Москве, был принят на самом высоком уровне и просил как можно скорее ввести в его страну части Советской Армии для сохранения своей власти. Отсиживающиеся в первопрестольной опальные «парчамисты» (один из них – Бабрак Кармаль будет возглавлять Афганистан шесть с половиной лет после вторжения), которые вынуждены были бежать из страны, спасаясь от репрессий режима Тараки, то же самое нашептывали всемогущим кремлевским геронтам в другое ухо, преследуя, понятное дело, собственные цели. Словом, этого хотели все партийные бонзы НДПА – и властители, и изгнанники. Даже наивный «мучитель своего учителя» Нура Мухаммеда Тараки премьер-министр Хафизулла Амин еще за минуту до того, как 27 декабря 1979 года бойцы «Альфы» ринулись на штурм его последнего прибежища – президентского дворца Тадж-Бек, был свято уверен в том, что советские войска пришли на афганскую землю для его спасения и защиты. Словом, ситуация всячески благоприятствовала тому, чтобы попытаться учредить на политической карте мира еще одно социалистическое государство. Причем излюбленным методом, участвуя в революционной борьбе на стороне «победившего» афганского пролетариата и трудового дехканства, а не с помощью каких-то там парламентских благоглупостей. Ввод войск представлялся тогда легким делом, поскольку государства было сопредельным, и граница с ним протянулась почти на полторы тысячи километров. Оценивая предполагаемую реакцию на вторжение местного населения, советские политические стратеги ошиблись, считая, что традиционно хорошее отношение афганцев к шурави, воспитанное на протяжении десятилетий, станет определяющим фактором в отношениях между ними и нашими военнослужащими и активного сопротивления в связи с эти удастся избежать. К тому же адепты советского военного присутствия в Афганистане с нашей стороны особо уповали на этнический фактор. Почти 40 процентов населения страны составляли уже упомянутые мной таджики, узбеки и туркмены, единородцы которых проживали на советской территории к северу от Амударьи и Пянджа и в низовьях Мургаба. С позиций сегодняшнего предельно ясно, что перековать афганцев – фанатичных в подавляющем большинстве своем приверженцев ислама – в пролетариев было занятием зряшным, и настоящими отношения между нашими странами были во времена прагматизма, в не «идейного родства». Я полностью согласен с тем, что главной побудительной причиной распространения своего контроля на Афганистан посредством постоянного военного присутствия на его территории стал идеологический фактор. Очень уж хотелось помочь «товарищам» построить «счастливое будущее». Но я категорически против того, чтобы ярлыки неправильности и даже пагубности интернационалистской политики тех лет, осуществляемой советской партийно-бюрократической верхушкой в этой стране, огульно навешивались на тех, кто не имеет к этому ровным счетом никакого отношения. В первую очередь, на молодых офицеров и совсем еще юных солдат, которые с честью исполнили свой военный долг. В ходе обсуждения моей прежней статьи «Две такие разные войны» я столкнулся, в том числе, и с такой категоричной оценкой наших тогдашних действий в Афганистане, в которой все как бы сваливалось в одну кучу. У нас не было тогда никаких идеалов, уверен мой критики, а над всем довлела идеология, когда другому народу в грубой форме вбивались в голову предосудительные идеи и догмы. Повторяю, идеология исходила сверху. Но в сознании многих наших офицеров и солдат она вполне естественным образом трансформировалась в идеалы. В отличие от иных кремлевских кукловодов мы верили в то, что делали, и мне, например, ничуть не стыдно за свою молодость, за те три года, которые я провел, служа своей стране в предгорьях Гиндукуша. Уверен, это мое мнение разделят многие. Такое уж было у нас воспитание. Если требовалась жертвенность, мы шли на это не как запрограммированные роботы, а как живые люди, имевшие собственную меру ответственности. Я повторю мысль, уже прозвучавшую в прежней вызвавшей столь оживленною полемику публикации. Наши парни, идя на смерть, думали не столько о смерти, сколько о том, чтобы выстоять перед ее лицом. У многих, к слову, это получилось. Предателей среди них оказалось абсолютное меньшинство. А что это были за парни?! За девять с лишним лет афганской кампании здесь погибло только 150 переводчиков с пушту, дари, фарси и урду. Были среди них и студенты-стажеры, приехавшие «за реку» на языковую практику, – цвет Московского института стран Азии и Африки, которых злые языки называли «инкубатором сынков». Так вот, «сынки» сюда не приезжали, их «высокородные папаши» пристраивали в местечках потеплее, главным образом, в дипломатических миссиях. А в Афгане между прочим гибли молодые люди, у которых было хорошее будущее. Они наверняка стали бы состоятельными (не столько в материальном, сколько в моральном смысле) людьми. Причем, это относится не только к элитному «толмаческому корпусу». Многие из тех, кто пал по ту сторону Пянджа имели немало перспектив в обретении профессий, с которыми они прошли бы по всей жизни. Выжившие в «афганской мясорубке», кстати, это блестяще подтвердили. А если уж и дальше сравнивать их с американскими носителями «несокрушимых свобод», то последние, будучи ветеранами корейской и вьетнамских кампаний, других локальных вооруженных конфликтов, в которых участвовали США, очень плохо потом адаптировались к мирной жизни, так и не найдя себе достойного применения. Им только и оставалось, что просаживать свои армейские пенсии, проводя время в пабах за бутылкой виски. Это не наговор, а статистика самих американских экспертов, гласящая, что до 80 процентов отставных рейнджеров так и не могут до конца жизни преодолеть в себе «синдром страны пребывания», спиваются, сходят с ума, превращаются в преступников. Надо полагать, что и участники нынешнего американского военного присутствия в Афганистане в массе своей пойдут по короткой проторенной дорожке, ведущей прямиком к кабаку. Это трагедия не одного поколения янки. А вот и «оборотная сторона» представленной мной «медали». Экспортируя идеологию, которая многими сегодня осуждается и принижается, Советский Союз никогда не предлагал другим народам созерцать преобразования, сидя на пальме. Шел параллельный процесс подготовки квалифицированных кадров для разворачиваемых в странах т.н. социалистической ориентации отраслей промышленности. В случае с Афганистаном речь идет о десятках тысяч специалистов разного профиля, которые бесплатно обучались в вузах нашей страны. Разве Соединенные Штаты Америки когда-нибудь ставили перед собой такую сверхзадачу? Это никогда не входило и не входит в компетенцию осуществления их главной международной миссии – распространению по всему миру демократии англо-саксонского баптистского типа. Наглядный пример – Гаити, страна, которую США активно патронируют с тех самых пор, как здесь в 1986 году был свергнут кровавый режим клана Дювалье. За четверть века никто из западных благодетелей не удосужился хоть как-то постараться вернуть гаитян – этих детей природы в приемлемое цивилизованное состояние, заставить их почувствовать себя самостоятельными, ответственными людьми. И сегодня мировое сообщество имеет в лице этого суверенного государства, члена ООН, то, что имеет. После разрушительного землетрясения 12 января 2010 года десятимиллионный народ, населяющий западную часть одноименного острова Большого Антильского архипелага, вынужден жить на международные подачки, доведенный до крайнего отчаяния пробавляется воровством и грабежами гуманитарной помощи и совершенно не желает при этом участвовать в ликвидации последствий стихийного бедствия. Так вот, не ошибусь, если скажу, что и Афганистану в рамках реализации принципов «Несокрушимой свободы» уготована та же «безответственная» за свою судьбу участь. Сегодня в это стране здоровые и трудоспособные люди идут исключительно служить в национальную армию или полицию – силы, лояльные сегодняшнему военному присутствию «антитеррористической коалиции», потому что, повторюсь, другой достойной работы для них нет (аналогичная тенденция наблюдается и в оккупированном международными силами Ираке). Остальным же гордым жителям гор и пустынь предложено выращивать опиумный мак и заниматься наркотрафиком. Этим плодотворным делом, в частности, поголовно увлечено население провинции Гильменд. И никакие спецоперации типа «Ахиллес», «Ханджар» и «Моштарак», невзирая на звучные названия и высокие провозглашаемые цели, не изменят уклада жизни здешних автохтонов. Я не случайно предпослал данной публикации в качестве эпиграфа золотые слова американского публициста Алекса Торау. Мы и американцы по-своему пытались решить проблему Афганистана. Обе миссии в результате были провалены. Об этом можно говорить, несмотря на то, что операция «Несокрушимая свобода» все еще продолжается. Сейчас все происходит по инерции, которая может продлиться еще какое-то время. Нам в этой игре, растянувшейся уже на тридцать два года (считается, что все это время в стране идет гражданская война) досталась роль проповедника, который, даже имея просчеты в мировоззрении, ведет себя всегда более альтруистически. Вербовщик же (в нашем случае, это США, а в широком смысле – весь Запад) – он всегда торгаш. Сегодняшнее присутствие войск Североатлантического альянса под эгидой Вашингтона в регионе обусловлено необходимостью в будущем обеспечить здесь свой главный прагматический интерес. Контроль над ресурсами – вот его главная цель. Как хочется замкнуть «дугу влияния» на Ближнем и Среднем Востоке, присовокупив к оккупированным Ираку и Афганистану еще и Иран. Трудновыполнимая задача – взять в оборот народ, который более чем в два раза многочисленней, нежели население двух первых стран, вместе взятых. К тому же, все идет к тому, что, не поставив на колени Тегеран, придется уходить из междуречья Тигра и Евфрата. Вот и выходит, что Афган для янки сегодня – последняя надежда. Уход из нее будет означать крушение всех планов и замыслов завладеть ключом к самым богатым и недостаточно исследованным недрам на планете. Поэтому он всячески оттягивается, хотя и представляется уже неизбежным. Человечество засекло время на часах, когда Запад вынужден будет протрубить отступление. Примечания: (1). Лозунг, который озвучил по радио Юрий Левитан в первый день Великой Отечественной войны: «Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» (2). Карл Маркс (1818-1883) родился 5 мая в немецком городе Трир. © ArtOfWar, 2007 Все права защищены.
|