Art Of War - Военно-исторический литературный портал

Командир вертолетного полка полковник Синельников был по привычке хмур, но сейчас, как показалось Золотареву, еще чем-то весьма озабочен.
-- Капитан, - сказал он, - Вам два с половиной часа на отдых, а потом полетите в сторону Торкхама и Хайберского прохода, повезете очень ценный груз.

Он немного помолчал.
-- Не слышу традиционных возражений.

Только что вертолет капитана Александра Золоторева коснулся бетонки Джелалабадского аэродрома. По характеру Золотарев был весьма вспыльчив, непредсказуем, поэтому всякий раз, когда считал, что с ним несправедливо поступают, пытаются в чем-то ущемить, перечил начальству. Однажды он так отбрил хамоватого и злопамятного генерала Вострецова, с использованием, как принято говорить в интеллигентских кругах, ненормативной лексики, что чуть было не угодил под трибунал. Спасли две Красные Звезды да любовь товарищей по полку, ценивших его как раз за неуемный нрав и честность. Словом, отстояли.
Но теперь, вопреки устоявшейся традиции, Золотарев лишь тяжко вздохнул и тихо вымолвил:
Приказы не обсуждаются, товарищ полковник.
-- Это не приказ, а просьба. Видишь этих двух важных гусаков? - Синельников кивком головы указал в сторону командного пункта аэродрома. - Если с их головы упадет хоть один волос, с нас потом скальп вместе с башкой снимут.

У серого двухэтажного здания в окружении нескольких офицеров стояли два штатских пузана. Один, нервно жестикулируя, что-то говорил всем остальным, а другой задумчиво рассматривал носки своих лакированных заморских туфель.
-- Хороши пижоны, - подметил Золотарев, - Кто они, и что, потеряли на афгано-пакистнаской границе?
-- Тот, говорливый, заместитель заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС Сливенко. Второй - инструктор в его подчинении Кононов. При ближайшем поверхностном рассмотрении оба - законченные кретины, так что будь с ними поосторожнее. Не брякни чего лишнего, в привычном себе духе.
-- Да у них самих язык бежит впереди ума, - вступил в разговор подполковник, стоящий все время рядом и до этого не проронивший ни слова.
-- Кстати, вы знакомы? - спросил Синельников. - Это подполковник Кабанков из политотдела армии, сопровождающий "ценного груза", а это капитан Золотарев - наша гордость и горесть. Полетите вместе, думаю, подружитесь.
-- Они хоть и идеологические работники, а такое метут, что ни один порядочный антисоветчик не выдержал бы и пяти минут, - продолжал Кабанков. - Этот, который чином поменьше, в Кабуле допился до видений. Сидел в парилке, в бане, естественно, угощались, чем бог послал. Сливенко еще меру держал, а Кононов... Трех связисток пригласили, чтобы как-то скрасить их суровые партийные будни, так он стал приставать к банщику, прапорщику Бурееву. Всякий раз, когда тот подносил водку и разносолы, норовил влезть ему под простыню и ущипнуть за задницу.
-- Может у него с ориентацией не того, - смеясь, спросил Синельников.
-- Да, вроде, того. Называл его ласково Дашей, Дарьей Петровной и клялся в любви до гроба.
-- Тяжелый случай, - продолжал Синельников. - У них там в ЦК КПСС, видимо, только и остались, что маразм да белая горячка.

Кабанков, который по долгу службы не терпел откровенных антипартийных высказываний, хотел ему было возразить:
-- Напрасно вы так резко оцениваете ситуацию, Вадим Павлович. Партия сейчас обновляется, к руководству в ней привлекаются молодые, энергичные люди...
-- Значит, осталась одна белая горячка, delirium tremor, - Синельников перебил Кабанкова и заржал ему прямо в лицо. Кому-кому, а ему это заболевание было известно не понаслышке. Пока прозябал в Союзе, видел, что делает с военными людьми "общение с чертями". Сам, как замкомандира части был вынужден выгнать нескольких первоклассных в прошлом летчиков из военной авиации.
-- Так вы мне объясните, товарищ подполковник, - Золотарев попытался как-то сгладить возникшую неловкую ситуацию, - что эти люди с высоким партийным положением потеряли в Хайбере.
-- Говорят, что хотят встретиться с дехканами окрестных кишлаков, узнать их отношение к политике Советского Союза в Афганистане. В ЦК КПСС есть план подобных мероприятий, расписанный, как они утверждают, на несколько лет вперед. Вот пришла теперь, говорят, очередь провинции Нангархар.
-- Сейчас, конечно, самое время летать к имамам и мулам, чтобы читать им коммунистические проповеди, - вновь сострил Синельников. - В Торкхаме только их сейчас и ждут. Да у нас на Хайбере каждый день стрельба, а у них, видите ли, планы партии - планы народа...
-- Вообще, они, конечно, ведут себя странно, - признался Кабанков. - Ни с того, ни сего попросили, чтобы их отвезли в кабульский аэропорт ночью, когда там паковали "груз 200". Меня попросили держаться поодаль, а сами лично сопроводили во чрево "черного тюльпана" два цинка. А потом долго о чем-то говорили с прапорщиком Змием, старшим похоронной команды...
-- Знаю, знаю, - перебил его Синельников. - Очень скользкий, малоприятный тип. Видимо, фамилия и должность наложили отпечаток на характер человека.
-- Ну, у нас в этом смысле, товарищ полковник, у всех троих фамилии тоже не самые звучные, - на сей раз шутил уже Золотарев, особо намекая на то, что на Руси золотарями называли ассенизаторов, а попросту говоря, говновозов.
-- Зато должности, согласно штатному расписанию, заставляют нас всегда оставаться людьми, - поправил его Синельников.

Разговор происходил в движении.
-- Внимание, входим в зону слышимости без слухового аппарата, - скомандовал полковник, и все трое замолкли.
-- Игорь Сергеевич, - Синельников переменив тон, шагнул навстречу Сливенко. - Как и просили, вылет ровно в двенадцать, через два с половиной часа. Вот ваш ас - капитан Золотарев Александр Георгиевич. Полетите с ним. Будет еще "вертушка" сопровождения капитана Калача. А пока можем немного расслабиться, но без злоупотреблений. Нам еще предстоит работать.

В словах Синельникова сквозила легкая ирония. Впрочем, недоступная для понимания многих ответственных партийных работников среднего звена.
-- Добро, - важно согласился с ним Сливенко. - Легкий завтрак, так легкий завтрак, - и обратился к Кононову:
-- Ты, инструктор, сегодня вообще ничего не пьешь.
-- Пусть на командном пункте накроют легкий завтрак, - распорядился комполка. - А ты, Сашок, иди, отдыхай.

Стол, вопреки поданной команде, был обильным: бараньи ноги в томатном соусе, свиная отбивная - свинину, как мясо грязного животного, дабы не оскорблять религиозные чувства мусульман, в часть привозили в закрытых металлических ящиках, которые здешние повара в шутку называли "цинковыми гробами для геройски погибшего в схватке с душманами поросенка Хрюши", множество всякой другой снеди - экзотические фрукты, спелые овощи. Каждому подали еще и глазунью с ветчиной.
За сытной трапезой беседа текла неспешно.
-- Отчего же вы к нам пожаловали, - поинтересовался Синельников у Сливенко, притворившись неосведомленным. - Хайберский проход не самое лучшее место для такого рода прогулок.
-- Люблю, знаешь ли, Вадим Павлович, природу горных перевалов, просто млею перед ней, - Сливенко хотел казаться полковнику дружелюбным, не предающим значения словам, которые на самом деле его цепляли.
-- Опасно здесь, Игорь Сергеевич, - продолжал Синельников, - караванные тропы. По ним "духи" везут все - оружие, наркотики, даже американских и английских военных инструкторов в обозах. Чуть ли не каждый день несем потери. Только с начала месяца в боевых операциях над Хайбером три "вертушки" потеряли. Манит красота перевалов, так и ехали бы на Саланг. Там тоже обстановочка не сахар, но все же поспокойнее будет, да и войск побольше.
-- Саланг, полковник, он для салаг, - изрек только что выдуманный каламбур Кононов. Невзирая на строгий запрет, он подсел поближе к бутылке "Посольской", и с самого начала застолья налегал исключительно на нее.
-- Ну, Михаил Дмитриевич, я же тебя просил воздержаться. Не в Москве ведь находишься на своей даче.

Кратко отчитав подчиненного, заместитель заведующего агитационно-пропагандистским отделом ЦК КПСС вновь обратил свои взоры к Синельникову.
-- Я хочу, чтобы ты меня понял, полковник. Это не увеселительная прогулка, - в его голосе появились нервные нотки. - Высшее партийное руководство страны предает большое значение охране афгано-пакистанской границы, особенно на участке дороги Джелалабад-Пешавар. И само намеренно контролировать ситуацию.
-- К тому же надо изучать настроение местных жителей, - подыграл Сливенко Кабанков.
-- Вот-вот, - милостиво согласился с ним тот.
-- Этого я уж никак не могу понять, - не унимался Синельников. - Там же местные жители ни читать, ни писать не умеют. Женщины в паранджах ходят. За малейшую провинность перед всевышним человека камнями насмерть забрасывают. А вы им Маркс, Энгельс, Ленин, интернационализм.
-- Не проводите жестокую антипартийную, оппортунистическую линию, Вадим Павлович, - Сливенко, кажется, слегка помягчел. - Да, и Маркс, и Энгельс, и Ленин, и весь идеологический арсенал нашей партии должен быть задействован в этом процессе. Людей надо тянуть из мрака средневековья к свету, если даже они не желают этого, упираясь руками и ногами. Возможно, вы пока этого не знаете, но я человек весьма осведомленный, и скажу вам с большой долей уверенности: сюда мы пришли не навсегда, наступит время, когда должны будем уйти. Но у власти в Кабуле останется дружественный, так сказать, режим, братская КПСС партия - Народно-демократическая, во главе с товарищем Бабраком Кармалем, вооруженная сегодня идеями "научного социализма". Наша задача состоит в том, чтобы она со временем стала подлинной марксистко-ленинской. Для этого ей необходима поддержка широких слоев населения, в том числе в провинции Нангархар. В Советском Союзе ведь поддержка партии всенародна. Ты не можешь этого отрицать или даже оспаривать.

У Синельникова от прочитанной лекции аж челюсть свело. Он чувствовал всю фальшь в словах номенклатурщика и заскорузлого демагога, но возражать не стал.
"Как же, всенародна", - подумал он: "А что это он со мной на ты? Ведь я старше его лет этак на десять".
Вторая часть завтрака носила менее официозный характер. Участники застолья слегка расслабились, позволил себе немного выпить и Сливенко. Кононов находился на грани фола, казалось еще две-три рюмки водки, и его могучий организм обмякнет и соскользнет под стол. Кивком головы Сливенко подал знак Кабанкову, и тот переставил бутылку на другой конец стола. Пьяный инструктор под всеобщий смех начал травить анекдоты, один скабрезнее другого, в том числе про Ленина, про партию, и про Брежнева с Сусловым. Создалось впечатление, что этот "ответственный партийный работник", состоял сплошь из одной похабщины. За резвящимся подчиненным мрачно, исподлобья наблюдал Сливенко.

* * *

Ровно без десяти двенадцать Сливенко и Кононов, облаченные в новую "афганку" без знаков различия, в сопровождении Кабанкова, стояли на летном поле джелалабадского аэродрома, где располагалась вертолетная эскадрилья спецназа. Инструктора слега качало, и, судя по тому, как он корчил физиономии, тошнило. Так обычно алкоголики подавляют возникающий волнами рвотный рефлекс.
Капитан Золотарев отрапортовал о готовности к полету, и уже через десять минут вертолет, медленно набирая высоту, взял курс на Торкхам. Кононов, которого в воздухе начало еще больше мутить, развлекался тем, что приставал к пилотам.
-- Хочешь, я из тебя генерала сделаю? - игриво, заплетающимся языком, спрашивал он Золотарева.

Капитан надсадно молчал.
-- Нет, правда, - не унимался тот. - Приезжай ко мне в Москву, вечерком выпьем, сходим в гости к Дарье Петровне, у нее подружка есть красивая, а на утро прямиком к Андрею Антоновичу Гречко на прием.
-- Что ты мелешь, гад? - зло прервал его Сливенко. - Какой Андрей Антонович Гречко? Он же пять лет как умер.
-- Ну, тогда к маршалу Устинову, - поправился инструктор.
-- Уймись ты. Вся страна с 1972 года борется с пьянством и алкоголизмом - этим страшным социальным злом, а ты на ответственной государственной службе надрался до паморок. Сядь лучше и смотри а иллюминатор.
-- Не могу, - ответил Кононов. - Высота, голова закружится и меня вырвет.

После этих слов инструктора действительно стало тошнить.
-- Товарищ Сливенко, - попросил Золотарев. - Скажите ему, пусть блюет за борт. В салоне нельзя. Примета плохая. А вы товарищ подполковник подержите его, чтобы не вывалился. Все-таки вниз падать семьсот метров.

Но было поздно. Кононов уже во всю фонтанировал. Уклоняясь от зловонных струй, Кабанков подвел его к люку, открыл его и выпустил блюющую голову наружу.
-- Сучий потрох, - грязно, не по чину, выругался высокомерный и чопорный Сливенко. - Не будь у тебя папаша большим человеком в правительстве, я бы давно тебя раздавил как вонючего клопа. Вот с какими людьми приходиться работать, Александр Георгиевич, - обратился он к Золотареву. - Вас, кажется, так зовут? Давайте уж общаться, как на гражданке, мне так сподручнее. Я Игорь Сергеевич.

И немного помолчав, добавил:
-- У меня к Вам будет маленькая просьба. В одном из горных кишлаков, где у нас будет короткая остановка, прошу Вас принять на борт литерный груз. Не государственный, в частном порядке.
-- А что за груз, Игорь Сергеевич? - поинтересовался Золотарев.
-- Всего несколько деревянных ящиков со старинными книгами и другими письменными источниками, датированными XIII-XIV веками.
-- Мы сейчас и живем в XIV веке по исламскому календарю. Нынче на дворе 1357 год от воцарения пророка Магомета, - Золотарев засмеялся.

Кабанков к тому времени затянул голову Кононова внутрь, и бросил его на расстеленный брезент. Тот, бухнувшись на мешок, тут же звучно захрапел, заглушая шум лопастей.
-- Нет, Александр Георгиевич, - не понимающий шуток Сливенко попытался выдавить из себя улыбку, - речь, конечно же, идет о европейском летоисчислении. Недавно в тамошнем мазаре нашли древний тайник с бесценными манускриптами на фарси и староузбекском. Афганские товарищи извлекли их, и обратились в наше посольство в Кабуле с просьбой вывезти их временно в Москву. Пока война не кончится. Здесь, знаете ли, они в любой момент могут быть уничтожены. Народ тут малообразованный.
-- Вы, как я слышал, едете этот народ агитировать в духе преданности идеям марксизма-ленинизма? - спросил Золотарев.
-- Да бросьте вы, Александр Георгиевич, антипартийные шутки шутить, - парировал Сливенко. - Что же вы нас, совсем за идиотов держите. Кого агитировать? Этих дикарей в тюрбанах и пулеметных лентах? Нет, наша миссия с этим злосчастным пропойцей и сводится лишь к тому, чтобы вывезти найденные документы. Этот груз очень ждут в Ленинской библиотеке. Что касается Хайбера, то его и помимо нас есть кому контролировать.
-- Но в Торкхаме мы все равно должны будем ненадолго сесть, - пояснил Золотарев. - Этого требует полетная инструкция.
-- Конечно-конечно, - согласился Сливенко.

Минут десять летели молча. Потом капитан сказал:
-- В воздухе ровно полчаса. Под нами проход. Снижаемся. Через три минуты сядем в Торкхаме, - и тут же вышел на связь с бортом сопровождения. - Осина (позывной капитана Калача - авт.), ты меня слышишь? Идем на снижение.

Сливенко прильнул к иллюминатору. Внизу виднелся хайберский перевал, соединяющий Афганистан и Пакистан на высоте 1030 метров над уровнем моря. Сливенко разглядел советский и пакистанский блокпосты на трассе Джелалабад-Пешавар. Несколько выше и в стороне черной лентой темнело ущелье, в котором змеей извивалась река Кабул, приток Инда. Оторвавшись от обзора, Сливенко внезапно спросил, перейдя совсем уж на доверительный тон.
-- А ты откуда родом, Саша?
-- Из Тирасполя. Есть такой город на Днестре, в Молдавии. Слышали, Игорь Сергеевич?
-- А то как же. Я ведь с Украины, Винничщина, городок Олькополь. Это где-то рядом с вами.

Но тут раздался какой-то странный хлопок, и вертолет повело в сторону. Двигатель стал работать с перебоями.
-- Что, капитан, нас сбили? - взвизгнул перепуганный Сливенко.
-- Да, нет, вроде, техническая причина. Идем на вынужденную посадку.

При этом он пытался связаться с Калачом, но связи не было. От встряски проснулся хмельной инструктор. Он спросонья сидел на брезенте и бессмысленно лупал глазами, не понимая, что происходит.

* * *

Капитан Дмитрий Калач из кабины "крокодила" сопровождения с пятью десантниками на борту вздрогнул, когда увидел, что ведущий вдруг стал заваливаться на бок. Он тут же связался с командным пунктом аэродрома в Джелалабаде.
-- Гвоздика! Гвоздика! Я Осина! Тополь падает! Тополь падает!

Сразу ответил полковник Синельников по ту сторону радиосеанса.
-- Осина! Я Гвоздика! Проясните обстановку! Прием!
-- Тополь падает! У него что-то с несущим винтом.
-- Подбит?
-- Вроде нет!
-- Снижайтесь вместе с ним к месту вынужденной посадки или падения. Как слышите меня?! Прием!
-- Тополь сносит на сопредельную территорию, район Тора-Тигга!

Синельников снял фуражку и схватился за голову:
-- Гвоздика! Гвоздика! Я Осина! Меня обстреливают с земли.
-- Уходите из-под обстрела и срочно возвращайтесь на базу! Как слышите меня?! Прием! Выполняйте команду!

На командном пункте аэродрома собрались все офицеры.
-- Все, п...ц, - мрачно изрек Синельников, - я хоть и лыс, и скальп мне вместе с вами не терять. Зато башку снимут первому. А потом уже всем вам с вашими пышными шевелюрами. Что же, будем ждать связи. Если не погибли, то обязательно выйдут в эфир. Слава Богу, с ними Золотарев.

Через два часа рухнувший на территории Пакистана борт дал о себе знать. Из завуалированного донесения Золотарева выяснилось, что вертолет совершил "жесткую" посадку, углубившись в территорию сопредельного государства примерно на 14 километров. С более точным местонахождением предстояло еще определиться.
Командование в Кабуле, оповещенное об инциденте, могущем иметь серьезные международные последствия, приказало бросить через границу две разведывательно-диверсионные группы, усиленные десантниками.
В 18 часов командир поисково-спасательной группы майор Сергей Слепцов (позывной "Стремительный") переступил порог кабинета полковника Синельникова. Менее двух суток назад он вернулся из отпуска из Союза.
-- Ну, что, Стремительный, как говорится, с корабля на бал? - спросил Синельников, не желая выдавать волнения.
-- Скорее из огня да в полымя, товарищ полковник, - спокойно ответил Слепцов.
-- Я вот что тебе скажу, майор, - после некоторой паузы начал разговор Синельников. - Если вы - твои ребята и группа капитан Речкалова - погибнете и этих двух засранцев не вытащите, то мне в тот же день тоже идти на заклание. И не только мне.
-- Не впервой, - невозмутимо ответил Слепцов, разглядывая свои ногти.
-- Я не шучу. Из Москвы пришла срочная шифровка. Эти субчики здесь вовсе не для того, о чем нам впаривали мозги еще утром. Такая каша может завариться.

Полковник стал нервно прохаживаться по кабинету.
-- Лучше бы они грохнулись, эти цековские, чтобы и говна от них не осталось.
-- И Золотарь тоже? - переспросил Слепцов. - Вроде он любит всем объяснять, что его фамилия происходит от слова "говновоз". Зачем же вы отправили такого хорошего парня высокопоставленное дерьмо перевозить? Вот теперь все и барахтаемся в нем.
-- Слишком все умные стали. И циничные. Золотареву, понятное дело, я бы такого никогда не пожелал. Я за него, стервеца, если пришлось бы выбирать, всех вас с потрохами отдал... А все вы мои дети, а я, ваш батя, вас на верную погибель посылаю, япона мать.
-- Так что, батя, будем дальше стенать или все-таки дашь вводную?
-- Вводная у меня одна. Чтобы их вызволили и сами живыми вернулись, а все остальное мелкие подробности.

Синельников пристально посмотрел на Слепцова.
-- Эти идейные болтуны не создают впечатление Зои Космодемьянской или Юлиуса Фучика. Ведь если они подадут через Пакистан в руки западных спецслужб, ответственные работнички, то такого там нагородят! Меня именно об этом предупредили. Если бы они ничего не знали, то грош была бы им цена. Я бы за них не то что жизни своих людей, а последнего подзаборного пьяницы не отдал.
-- Заканчивайте с лирикой, товарищ полковник. Слушать вас тяжко, да и времени уже, кажется, нет.
-- Итак, вертушка упала примерно в четырнадцати километрах от границы, вблизи населенного пункта Тора-Тигга.
-- Значит, если бегать по горам, то будет все двадцать.
-- Теперь не перебивай. Твоя группа будет заброшена в районе Хайбера, населенный пункт Горкози-Иззат. Рекчалов со своими бойцами и десантниками отвлечет на себя пакистанцев через контрольные точки Бидара, Сада, Лал-Лура. В районе Камдакья Речкалов себя обозначит в огневом контакте с пакистанскими войсками Путь до расчетной точки немного длиннее, но и полегче, чем у тебя. Пакистанцы наверняка уже ищут вертолет. Но у них поблизости нет сил, которыми бы они могли решить эту задачу оперативно. Главное их преимущество в том, что они находятся на своей территории. Карту получишь прямо перед вылетом. Все понял, Стремительный?
-- Ask, - ответил Слепцов.
-- Ну, тогда дуй к своим. У вас полчаса на сборы. Пойдете налегке, только оружие, боеприпасы на трое суток, паек, вода. Если вернетесь все живыми, лично закачу такой пир, что вам и не снилось, а если нет - значит, умрете за нашу афганскую Родину голодными.
-- Как скажете, товарищ полковник.
-- Форма одежды - своя. Хотели вас по быстрому переодеть в духов или пакистанских военных. А где бороды? Времени отращивать нет. И рожи у вас, как на подбор, всех рязанские.
-- Ага, особенно у прапорщика Нигматуллина и младшего сержанта Дурдыева.
-- Иди, Есенин, - Синельников потрепал Слепцова по небритой щеке, - Да, извини, в иной ситуации я, может быть, предложил бы тебе взять только добровольцев, но сейчас не могу. Разве что этого своего бачу оставь, все-таки первое дело. Вместо него могу предложить тебе сержанта Ковалева.
-- Моим ребятам, батя, ты этого даже не предлагай. И Говорову этому, москвичу, папенькиному сынку, тоже. Парень он своенравный и, судя по всему, не из робкого десятка.

...Через полчаса группа Слепцова, все пятнадцать человек, уже сидела в чреве пузатой вертушки. Винты уже работали на всю катушку. На бетонке оставались только двое.
-- Ну что, бача, я вижу, тоже летит? - спросил Синельников.
-- Я же вам говорил, товарищ полковник, - усмехнулся Слепцов. - Я ему даже не предлагал остаться. У меня коллектив.
-- Вот тебе карта с маршрутом. Золотарев передал свои приблизительные координаты. Я ему приказал заткнуться и впредь в эфир не выходить, чтобы не засекли. С вами тоже никакой связи. Действуйте самостоятельно, по обстоятельствам. Понемногу отдыхайте в пути исходя из обстановки, но запомни, у упавшего вертолета никаких привалов. Как только заберете людей, сразу уходите. Ну, как говорится, ни пуха, ни пера!
-- К черту! - сказал Слепцов и собрался, было, уже запрыгнуть внутрь вертолета, но Синельников схватил его за руку.
-- Да, если вам вдруг не суждено будет вернуться, то знай, что от благодарного Отечества вам ничего не светит в благодарность - ни орденов, ни иного признания, ни даже пенсий родным. Во избежание грандиозного международного скандала вас назовут дезертирами и бандитами, самовольно пересекшими границу. Ты уж извини за то, что я об этом тебе сказал только сейчас.
-- Нет вопросов...

* * *

Вертолет, как раненый кит, лежал, скособочившись, в седловине между двумя высотками. Вдали на севере и востоке белели снежные пики Гиндукуша. Золотарев про себя возблагодарил бога, что они упали в низине, откуда в крайнем случае можно постараться выбраться самим. Он вылез наружу последним. Члены экипажа - старший лейтенант Гилевич и лейтенант Горюнов осматривали поврежденную машину. Кабанков озирался по сторонам, потирая ушибленный при посадке левый локоть. Сливенко хмуро сопел, уставившись в одну точку. Кононов сидел на земле. От шока он протрезвел, но, видимо, пока не совсем.
-- Где мы? - спросил Кононов, увидев Золотарева.
-- В очень нехорошем месте, - ответил тот.
-- В каком смысле, капитан? - Сливенко больше не хотелось общаться с ним запанибрата. - Ну, я надеюсь, мы, по меньшей мере, находимся на своей территории? Нас сбили душманы?
-- Даже в Афганистане, Игорь Сергеевич, мы часто не знаем, на чьей территории находимся, но тут вообще земля чужая. Насколько я понял - мы на территории Пакистана.
-- Как Пакистана? - губы Кононова затряслись. - Почему Пакистана?
-- Нас отнесло в сторону сопредельной страны. Сейчас проверим навигационные приборы и рацию. Если они целы, то нам несказанно повезло. Передадим координаты, и будем ждать, что решат в Джелалабаде.
-- Да, какой Джелалабад?! - зарычал Сливенко. - Нас сюда послала Москва...
-- Москва, - невозмутимо прервал его Золотарев, - посылала вас в провинцию Нангархар проверять местное население на соответствие высоким идеям марксизма-ленинизма.
-- Вы, капитан, так, пожалуйста, не шутите! Тон заместителя заведующего отделом стал совсем уж официальным. - Не важно, зачем меня сюда послала Москва. Важно, чтобы она немедленно знала, где мы оказались и по чьей вине.
-- Ну, это уже как рация. Володя! Гилевич! Проверь рацию и навигаторы. А нам товарищ подполковник, - обратился он к Кабанкову, - лучше бы отойти от вертолета подальше и укрыться, а то место тут продувное, просматривается со всех сторон. Но, чтобы он был в зоне видимости.
-- Почему Пакистан! Я не хочу Пакистан! - не унимался Кононов.
-- Да заткнись ты! - гаркнул на него Сливенко. - Без тебя, пьяного дурака, тошно.

Кононов нетвердо стал на ноги и, слегка покачиваясь, хотел тыкнуть своим животом в живот Сливенко.
-- Что мне, товарищ замзав, прикажете делать в Пакистане? Мы так не договаривались.
-- Вступишь здесь в компартию Пакистана! - грубо оборвал его Сливенко, увернувшись от столкновения животами.
-- Я не хочу ни в какую компартию Пакистана, Игорь Сергеевич. Она же находится в подполье.
-- Да протрезвей ты, наконец, идиот. Сейчас не до твоих пьяных выходок.

Сливенко уже собирался было схватить Кононова за грудки, но вспыхнувшую было ссору прервал голос Гилевича:
-- Командир, рация в порядке. А вот с навигатором придется поработать. Сбился, зараза.

Все немного успокоились, и только Кононов продолжал бессвязно, но уже не от хмеля, а скорее от страха, причитать:
-- Какой Пакистан? Дарья Петровна, сука толстожопая!.. Ты там, а я здесь!.. И дались мне эти сокровища старого мазара...

Рацию сняли с борта вертолета и перенесли за огромный валун в метрах трестах от места крушения. Уже через полчаса Золотарев вышел в эфир и передал в Джелалабад сообщение о том, что все живы и здоровы. Потом властно говорил Сливенко, требовал немедленно передать сообщение в посольство в Кабуле.
Через часа два был еще один сеанс связи. Синельников сказал, что местонахождение борта установлено, и что помощь обязательно будет организована. Надо только ждать. После этого перестал причитать Кононов, затих и единственный из всех безмятежно заснул. Можно было подумать, что спит младенец, если бы не дикий запах перегара, который бесшумно выдыхала его гортань.

-- Ты извини меня, Саша, - Сливенко вновь заговорил с Золотаревым вежливо, даже как-то по-отечески, хотя разница в возрасте между ними была не столь велика. - А это ничего, что мы так низко опустились. Не затруднит ли это поиск людям.
-- Ваше счастье, - ответил ему капитан, - что мы приземлились не там, = и он картинно, взмахом руки, указал на снежные шапки Гиндукуша.
-- Оттуда бы нас точно снимали космонавты. Или ангелы небесные.
-- Это точно, - благосклонно согласился с ним Сливенко.

* * *

Марш-бросок по гостеприимной пакистанской земле длился уже более сорока минут. От сильного напряжения каждая секунда пульсировала в ушах Слепцова, и он, взяв хороший разбег во главе группы, в мыслях пытался их считать. За это время вереница из шестнадцати человек, преодолев невысокий отлогий подъем - постоянно приходилось бежать в гору - достигла, наконец, его наивысшей точки и устремилась вниз по небольшой тропе, пролегающей километрах в двух к югу от Хайберского прохода.
Как-то сразу стало легче и веселее. Прямо за собой Слепцов поставил бежать бачу Говорова. Он чувствовал позади себе тяжелое дыхание преследователя. Чувствовалось, что молодой солдат уже устал, но старался держать ритм.
"Пробежали уже километров шесть", - подумал майор: "Еще через четыре ненадолго остановимся. Потом будем двигаться медленнее, дышать реже, и не разговаривать. Там уже возможны неприятельские заслоны и засады. Интересно, какие меры предпринимают сейчас пакистанцы. Ну и болтун этот Лейкин".
Он отчетливо слышал, как где-то в середине порядка ефрейтор Лейкин подкалывал младшего сержанта Дурдыева, туркмена, который очень плохо говорил по-русски. Примерно то же самое смог слышать ночью в горах и человек, находящийся за много километров отсюда. Конечно, голоса при этом он бы не различал, но общий гул был бы примерно таким же. Во всяком случае, зная о присутствии где-то в округе людей, он не смог бы определить на каком языке они разговаривают.
"Ладно", - решил Слепцов: "Пусть еще немного погуторят. Тренированному человеку так легче бегать по горам".
Желая подбодрить своего ближайшего преследователя, майор спросил его:
-- Как ты в армию попал, боец? Вроде, сын влиятельных родителей.

Он впервые разговаривал с молодым солдатом по душам. В менее экстремальной обстановке все руки никак не доходили.
-- Прямиком из Института стран Азии и Африки, - ответил Говоров.
-- Закончил?
-- Нет, вытурили.
-- За что?
-- За хорошее поведение. Был тих и вежлив, но учиться не хотел.
-- И что же, знатные предки не помогли?
-- Сам не захотел. Папа наорал, а я из дома прямиком в военкомат. И попросил, чтобы подальше услали. Надоело все это столичное паскудное житье-бытье.
-- Так вот ты каков бача-мачо? Дыши реже, а то сдохнешь, - сказал Слепцов он подумал, что солдат находится на последнем издыхании.
-- А что, товарищ майор, изучал испанский язык, - неожиданно для себя в следующую секунду услышал позади взбодрившийся голос.
-- А ты что, Говоров, еврей, чтобы задавать своему командиру вопросы таким манером?
-- Я всегда говорил, что испанцы - страшные антисемиты еще с незапамятных времен.
-- Разве Испания находится в Африке или Азии, что ты такой ее знаток?
-- Ну, если учесть, что она на протяжении многих веков была владением Мавритании.
-- Хорошо, - согласился Слепцов, поняв, что ему не выиграть у бывшего бурсака интеллектуальный спор даже в условиях марш-броска, - убедил, рядовой Говоров, привал. Десять километров пробежали за час двадцать, десять минут все лежат, никто ничего не говорит, отвыкает от излишней болтовни. Дальше идем молча.

Команду "Привал!" знаками передали по цепи, пока она не дошла до замыкающего Нигматуллина. Вокруг стояла необычайная тишина - странная и пугающая. Слепцову показалось даже, что он оглох. И нестерпимо захотелось спать. О том же самом в этот момент подумали и все остальные участники рейда.
"Нет, все-таки тишина - лучшее снотворное", - решил он для себя и тут же скомандовал в темноту: "Никому не спать, а то проснемся только под утро". Вдруг сквозь предательскую дрему он расслышал лающие голоса. Разговаривали, по меньшей мере, три человека. Понятное дело, не по-русски.
-- Как чувствовал, - прошептал лежащему рядом Говорову Слепцов. - Всем молчать и слушать. Интересно знать, кто они - афганцы или пакистанцы.
-- Говорят на урду, - пояснил Говоров.
-- А ты почем знаешь?
-- Изучал в институте. Целых два месяца. Муть страшная, но, как выясняется, полезная.
-- Урду изучал? - переспросил Слепцов, собираясь с мыслями.
-- Нет, хинди.
-- Знаешь, Говоров, мне сейчас не до шуток.
-- Урду - это, так сказать, "армейский" хинди, разбавленный арабскими и персидскими словечками. Иными словами, суржик, но является официальным языком Исламской Республики Пакистан. Да и в Индии кино на урду крутят.
-- Не читай мне лекций. Лучше переведи, о чем они болтают.
-- Не все понимаю, но это полицейский патруль. Говорят, что днем здесь упал русский военный самолет. Утром начнется крупномасштабный поиск всеми имеющимися средствами. Один из них обкурился, двое других его и воспитывают, - попутно с военными сведениями информировал Говоров.
-- Какой самолет? - удивился Слепцов. - Ты точно переводишь?
-- Точно.
-- У них что, разведка плохо работает, или вертолет от самолета они не могут отличить?
-- Товарищ майор, они не ждут нападения с нашей стороны. Говорят, что летчики, если будут пробиваться к своим, скорее всего, пройдут по этой тропе.
-- Значит, они будут торчать здесь до утра, - рассудил Слепцов, - а с рассветом, возможно, к ним прибудет подкрепление. В обход идти некуда, ждать нельзя. Выходит, во имя усугубления международного конфликта придется этих кретинов снять в три ножа. Нигматуллин и Лейкин, за мной. Убирать тихо, чтобы они не то что пальнуть, и пикнуть, пукнуть бы не успели.

Тропа в этом месте была достаточно широкой. Патруль приехал на армейском джипе. Подползая к посту, Слепцов еще издали разглядел американский внедорожник "Виллис" времен второй мировой войны. Пакистанцы перестали ссориться и уже все втроем, видимо, в знак примирения курили анашу. Резкий запах в чистом горном воздухе чувствовался на достаточно большом расстоянии.
"Обкуренных легче будет снять", - подумал Слепцов. Выбрав одного из противников, как позже выяснилось командира, он довольно легко справился с ним, всадив ему нож под левую лопатку и почувствовав, как острие прокалывает сердце жертвы. Лейкину тоже повезло - ему достался тот самый, кому читалась пламенная лекция на урду. Нигматуллин же сцепился со здоровенным верзилой на голову выше его. Дерущиеся скатились с возвышенности под откос и долго там возились. Пакистанец порывался орать, но цепкий татарин сжал его рот железной пятерней и пытался вывернуть его в левую сторону вместе с нижней челюстью. Он поначалу не понял, что тот пропорол ему живот стальным заточенным лезвием без ручки, которое держал у себя в рукаве. Боль была нестерпимой, но он продолжал сдавливать рот навалившему на него сверху пакистанцу. Сбежавший сверху Слепцов полоснул пака ножом по горлу. Дело было сделано. Он отвалил в сторону тело, которое еще какое-то время судорожно дергалось.
-- Галиаскар, - тихо позвал он Нигматуллина.

Из рваной раны бойца хлестала кровь. При свете полной луны в разрезе алели внутренности. Зрелище было жутким.
-- Галиаскар, - повторил Слепцов.

Со всех сторон их обступили бойцы. На губах раненого пенились кровавые пузыри.
-- Сережа, - сказал он. - Посмотри, какая красивая луна в горах. Круглолицая, как татарская красавица. А мы все куда-то бежим, торопимся и не замечаем этой красоты.
-- Да к черту эту луну, Галиаскар. Пусть волки на нее пялятся. Как ты? Не вздумай умирать, слышишь, не вздумай. Где я еще себе найду такого замыкающего, которому мог бы доверить свой тыл, татарин хренов.

У Нигматуллина начиналась агония.
-- Неужели отходит? - в страхе спросил Говоров.
-- Нет, нет, - повторял Слепцов, - не отходит. Галиаскар, сейчас ребята понесут тебя домой. Галкин, Галушко, Смирнов и Лейкин. Несите его. Мы вас нагоним. А сейчас, прапорщик, извини, мы идем дальше. Но ты будешь жить, слышишь, Галиаскар? Обязательно будешь жить!
-- Почему Лейкин? - обиженно спросил главный балагур в поисково-спасательной группе Слепцова.
-- Потому что, ты нас сегодняшний день свою боевую задачу выполнил. Приказ командира не обсуждается. Донеси мне только, пожалуйста, Нигматуллина живым. Эй, посмотрите, если там что-нибудь подходящее в джипе.
-- Есть, - радостно заметил ефрейтор Галкин, - кусок брезента.
-- Перевяжите Галиаскара, укладывайте и быстро несите. Путь несколько часов в обоих направлениях будет свободен. Мы должны успеть. Вперед бегом марш!..

* * *

-- Слушайте, мне холодно! - постоянно ныл окончательно протрезвевший не ко времени Кононов. - Давайте разведем костер!
-- Может быть тебе еще фейерверк здесь устроить по случаю Дня всесоюзной пионерской организации, - выдавил из себя Сливенко и зло зыркнул на своего подчиненного.
-- Нет, ну, правда же, холодно.
-- Действительно, дуба можно дать, - согласился с ним на сей раз замзав. - Мы здесь уже более двенадцати часов ждем, а помощи нет. Почему, Александр Георгиевич?
-- Игорь Сергеевич, - стал успокаивать его Золотарев, - поверьте моему боевому опыту. Возможно, он не такой богатый, как у вас на партийной работе, но спасательные операции быстро не делаются. Хотя ребята, уверен, должны быть где-то на подходе. Только вы, пожалуйста, попросите товарища Кононова вести себя хотя бы по-мужски. А то он пакистанцам и душманам всю нашу диспозицию выдаст.

Было видно, что привыкший резать правду-матку Золотарев еле сдерживает себя...

...Прошло еще три часа.

-- Люди возле вертолета, - Гилевич тронул за плечо провалившегося в дрему Золотарева.
-- Кто такие? Духи или пакистанцы? - спросил тот, прогоняя остатки сна.

В тот же момент заработала радиостанция. "Морзянка" передала - "это свои"!
-- Япона мать, - радостно выругался Золотарев, вглядевшись в темноту. - Так это же Серега Слепцов.

Сделав несколько шагов вперед, он повис на шее старого друга.
-- Сашенька, - отстранил его Слепцов. - Не время сейчас обниматься. Быстро собирай всех, и без остановки идем обратно. А то тропу перекроют. Мы там немного наследили. А к утру теперь пакистанцы будут искать и вас, и нас.
-- Позвольте, я никуда не пойду! - возразил встрепенувшийся Кононов. - Во-первых, дайте мне что-нибудь пожрать и выпить. У меня нет сил чтобы сейчас уйти. А во-вторых, почему в ваших вертолетах при вылете на боевые задания не предусмотрены хотя бы сухие пайки?
-- Голуба, - Слепцов взял Кононова за лацкан афганки. - Я тебя сейчас лично отведу отужинать в "Метрополь".
-- Послушайте, - с негодованием прервал его Сливенко. - Кто вы такой, и почему в таком непозволительном тоне разговариваете с ответственным работником ЦК КПСС?
-- Майор Слепцов, командир лучшей поисково-спасательной группы, - поспешил отрекомендовать его услужливый подполковник Кабанков.
-- Послушай, родимый, - обратился Слепцов к замзаву. - Не время сейчас лясы точить. Нам идти обратно двадцать два с половиной километра. Я посчитал. Полная экскурсия по всем залам Зимнего Дворца в Ленинграде. Там у меня человек раненый в живот. Мой друг, шел спасать твою задницу и напоролся на нож. Мы с тобой потом поговорим. В более мирной обстановке. А сейчас, как говорит дружище Нигматуллин, повернулись на Запад и "алга" в том направлении, откуда пришли.

Золотарев передал по рации последнее сообщение. "Стремительный" прорвался, все идут домой. Спасательная операция входит в завершающую стадию. После этого передатчик уничтожили, как и все оставшиеся на борту приборы. С собой взяли два "черных ящика" с МИ-8. Один из них Слепцов поручил нести Кононову на пару с Дурдыевым, в издевку сказав инструктору, что отряд, тем более оказавшийся в экстремальной ситуации - это единый сплоченный коллектив, и все в нем должны работать.
Через два с половиной часа быстрого хода, насколько это позволял делать постоянно ноющий Кононов, они подошли к месту ночной схватки. Все было так, как оставили. Джип сиротливо стоял под скалой, а неподалеку валялись три трупа пакистанцев. Увидев кровь, впечатлительный Кононов вновь начал блевать.
Группу Лейкина нагнали только в двух километрах от границы. Там их ждала вертушка.
Светало.
Галиаскар Нигматуллин умер через полчаса после того, как группа пошла в сторону Афганистана. Назад его несли на куске брезента.
Весь оставшийся путь до своих прошли в полной тишине. Примолк даже Кононов, которого прежде Слепцов трижды грозился пристрелить при попытке к бегству.

* * *

-- Ну что, кажется, настало время мирной обстановки, - чопорно сказал Сливенко Слепцову, - чтобы мы с вами наконец поговорили по душам. Я очень недоволен вашим поведением и вынужден буду сообщить куда следует, Стремительный. Такой у вас, кажется, позывной.
-- Я для вас, товарищ Сливенко, не Стремительный, - ответил майор. - Я для вас майор. Вы до конца жизни должны в церковь ходить и ставить свечку за мое здоровье и за упокой души обрезанного мусульманина Нигматуллина.

На том и расстались.

* * *

Группа Александра Речкалова, оттянувшая на себя большие силы пакистанских войск в ущелье реки Кабул, назад не вернулась. О ее судьбе до сих пор так ничего и не известно.
Полковник Сидельников сдержал слово и через несколько дней устроил обильное застолье с водкой и закуской. Пили все. Пил и рядовой Говоров, получивший в горах Гиндукуша боевой крещение. Только праздника не получилось. Это были поминки по Нигматуллину и группе Речкалова.
Сидельников, сидя рядом со Слепцовым, сказал ему:
-- Нигматуллина, конечно, представлю к ордену, Золотарева тоже, твои ребята получат награды. За Речкалова и его парней буду биться. Люди головы свои положили, а мы их в предатели и дезертиры из-за каких-то цековских ублюдков!!! А ты уж не обессудь. С самого верха приказано тебя обойти. Накатала на тебя телегу эта "слива" из отдела пропаганды и агитации.
-- А я вас, батя, ни о чем и не просил, - ответил Слепцов.

Сказал, как отрезал, и пересел к Говорову.
-- А скажи мне бача-мачо, маршал Леонид Александрович Говоров не твой ли дед?
-- Вроде нет, - ответил Говоров. - А не ваш ли дальний предок генерал Слепцов, который крошил воинов аллаха в капусту еще во время Кавказской войны?
-- Извини, хотел показаться умным, но опять, кажется, проиграл интеллектуальное состязание представителю более молодого поколения...

* * *

Описанные события со Сливенко и Кононовым происходили 17-19 мая 1982 года.
Спустя сутки после своих злоключений, они оба побывали в кабульском аэропорте и присутствовали при погрузке "груза 200", лично сопроводив на борт "черного тюльпана" два цинковых гроба с телами погибших десантников Игоря Крамаренко из Омска и Александра Давыдова из Старой Ладоги, единственными найденными после боя из всей группы Речкалова.
В июле того же года в Центральной Библиотеке СССР имени В.И. Ленина ждали особо ценный груз из афганской провинции Нангархар - несколько ящиков с памятниками литературы на фарси и староузбекском, датированными 13-14 веками нашей эры. В предварительном письме сообщалось, что это дар афганского народа советскому.
Какие-то ящики были погружены на борт, но рукописей и книг, извлеченных из старинного мазара близ города Торкхам, московские архивариусы и библиофилы так и не дождались.
Уже тогда стали возникать подозрения, что в гробах "особого сопровождения" и ящиках перевозились партии наркотиков...

Скрипник Сергей Васильевич

Операция по спасению советников ЦК КПСС