Art Of War - Военно-исторический литературный портал

--------------------------------------------------------------------------------

Искусное бездействие
Июньским утром 1842 года в среднеазиатском городе Бухаре можно было видеть две фигуры в лохмотьях, опустившиеся на колени в пыль перед дворцом эмира. Руки их были крепко связаны за спиной, сами они имели плачевный вид. Грязные полуголые тела их были покрыты язвами, в волосах, бородах и одежде кишели вши. Неподалеку ждали две свежевырытые могилы. На них молча взирала небольшая кучка местных жителей. Обычно в этом отдаленном и все еще жившем в средневековье караванном городе казни не привлекали большого внимания - при жестоком и деспотическом правлении эмира они были достаточно частым явлением. Но в данном случае дело обстояло несколько иначе. Двое мужчин, стоявших на коленях под палящим полуденным солнцем у ног палача, были британскими офицерами.
Уже несколько месяцев эмир держал их в темной зловонной яме под глинобитной крепостью, где компанию им составляли только крысы и прочая нечисть. И теперь эти двое - полковник Чарльз Стоддарт и капитан Артур Конолли - готовы были вместе принять смерть за 4000 миль от дома, на том месте, где сегодня иностранные туристы выходят из автобусов, не подозревая, что тут когда-то случилось. Стоддарт и Конолли заплатили эту цену за свое участие в чрезвычайно опасной операции - Большой Игре. Под таким названием она была известна тем, кто, играя в нее, рискуя, рисковал их шеями. Ирония судьбы заключается в том, что первым произнес это словосочетание именно Конолли, хотя обессмертил его много лет спустя Киплинг в своем романе 'Ким'.
Первым в то июньское утро должен был умереть Стоддарт, его другу предстояло наблюдать за этим. Полковник был направлен в Бухару Ост-Индской компанией, чтобы заключить с эмиром союз против русских, чье продвижение в Центральную Азию вызывало все большие опасения относительно их будущих намерений. Однако обстоятельства сложились крайне неудачно. Когда Конолли, добровольно вызвавшийся попытаться освободить товарища, прибыл в Бухару, он в конце концов тоже оказался в мрачной подземной тюрьме эмира. Через несколько секунд после того, как был обезглавлен Стоддарт, казнили и Конолли; днем останки двоих офицеров вместе с многими другими жертвами эмира были погребены на ужасном заброшенном кладбище где-то неподалеку.
Стоддарт и Конолли были всего лишь двумя из немалого числа как британских, так и русских офицеров и исследователей, которые на протяжении большей части столетия участвовали в Большой Игре. Их приключения и невзгоды составили содержание этой книги. Огромная шахматная доска, на которой разворачивалась эта скрытная борьба за политическую власть, простиралась от снежных пиков Кавказа на западе через бескрайние пустыни и горные массивы Центральной Азии до китайского Туркестана и Тибета на востоке. Главным же призом, как опасались в Лондоне и Калькутте и как очень надеялись служившие в Азии честолюбивые русские офицеры, была Британская Индия.
А началось это в первые годы девятнадцатого века, когда русские войска принялись с боями прокладывать путь на юг через Кавказ, населенный тогда безжалостными мусульманскими и христианскими племенами, в сторону Северной Персии. Поначалу казалось, что аналогично великому походу русских на восток через Сибирь два столетия назад это не представляет особой угрозы британским интересам. Хотя Екатерину Великую действительно забавляла идея похода в Индию, а сын ее Павел в 1801 году зашел так далеко, что даже отправил в ту сторону войска для вторжения. Их спешно отозвали после последовавшей вскоре его кончины. Но в те дни никто не принимал русских всерьез: их ближайшие пограничные посты находились слишком далеко, чтобы представлять какую-то реальную угрозу владениям Ост-Индской компании.
Затем в 1807 году в Лондон поступили донесения, всерьез встревожившие как британское правительство, так и директоров компании. Наполеон Бонапарт, ободренный серией своих блестящих побед в Европе, предложил наследнику Павла, царю Александру I, совместно вторгнуться в Индию и освободить ее от британского господства. Возможно, он сулил Александру, что, объединив свои армии, они смогут покорить весь мир и разделить его между собой. Для Лондона и Калькутты не было секретом, что Наполеон 'положил глаз' на Индию. Заодно он жаждал отомстить за оскорбительное поражение, нанесенное его соотечественникам англичанами в предыдущем раунде борьбы за обладание этой жемчужиной.
Впечатляющий план заключался в том, что 50 000 французских солдат пересекут Персию и Афганистан, а затем соединятся с казаками Александра для окончательного удара по Индии через Инд. Но это была не Европа с готовыми базами снабжения, дорогами, мостами и умеренным климатом. Наполеон имел лишь слабое представление об ужасных трудностях и препятствиях, которые предстояло преодолеть армии, выбравшей такой маршрут. Его невежество относительно земель, по которым предстояло пройти войскам вторжения, с их огромными безводными пустынями и горными хребтами, могло сравниться только с аналогичным невежеством самих англичан. До того момента англичане, первоначально прибывшие морем, уделяли мало внимания стратегическим сухопутным дорогам в Индию, сосредоточившись на охране морских путей.
Но теперь их самоуверенности пришел конец. В то время как русские сами по себе большой угрозы не представляли, объединенные армии Наполеона и Александра, особенно ведомые несомненным полководческим гением Наполеона, были бы гораздо опаснее. Последовали поспешные приказы тщательно исследовать и нанести на карту дороги, по которым агрессоры могли бы достичь Индии, чтобы руководство компании выбрало, где их лучше всего остановить и разгромить. Одновременно к персидскому шаху и афганскому эмиру, через земли которых предстояло пройти агрессорам, отправились дипломатические миссии в надежде отговорить их от каких-либо связей с врагом.
Угроза никогда не воплотилась в жизнь, поскольку Наполеон с Александром вскоре поссорились. Когда французские войска вторглись в Россию и вошли в горящую Москву, Индия временно была забыта. Но после того как Наполеон с ужасными потерями отступил обратно в Европу, для Индии возникла новая угроза. На этот раз ее представляли самоуверенные и честолюбивые русские, и не похоже было, что на сей раз пронесет. Когда закаленные в боях русские войска снова начали движение через Кавказ на юг, опасения за безопасность Индии серьезно возросли.
Разгромив кавказские племена, в чьем длительном и отчаянном сопротивлении участвовала и горстка англичан, русские перевели свой алчный взгляд на восток. В обширном районе гор и пустынь к северу от Индии лежали древние ханства Хивы, Бухары и Коканда. По мере продвижения к ним русских тревога в Лондоне и Калькутте все нарастала. Этой огромной, политически ничейной земле вскоре предстояло стать ареной больших приключений честолюбивых офицеров и исследователей обеих сторон, занятых составлением карт перевалов и пустынь, по которым пришлось бы двигаться их армиям в случае войны.
В середине девятнадцатого века Центральная Азия не сходила с газетных полос, так как древние караванные города и ханства на бывшем Шелковом пути один за другим попадали в руки русских. Каждая неделя приносила новости о том, что стремительные казаки, мчавшиеся перед наступавшей армией, продвигались все ближе и ближе к плохо защищенным границам Индии. В 1865 году русскому царю покорился большой укрепленный город Ташкент. Три года спустя наступила очередь Самарканда и Бухары, а еще через пять лет русские со второй попытки овладели Хивой. Потери от русских пушек среди отважных, но недостаточно благоразумных для отказа от сопротивления защитников города были ужасающими. 'Но в Азии, - как объяснил один русский генерал, - чем сильнее вы их бьете, тем дольше они сидят спокойно'.
Несмотря на постоянные заверения Санкт-Петербурга об отсутствии враждебных намерений по отношению к Индии, в том, что каждое очередное наступление станет последним, многим казалось, что все они - только часть гигантской затеи подчинить царской власти всю Центральную Азию. Существовали опасения, что когда этот план будет выполнен, начнется последнее наступление на величайшее сокровище империи - Индию. Не было секретом, что над планом такого вторжения работали самые способные царские генералы, а что касается людей, то в русской армии их всегда было достаточно.
По мере того как две линии фронта сближались, противостояние становилась все интенсивнее. Несмотря на опасности, главным образом со стороны враждебных племен и правителей, не было недостатка в бесстрашных молодых офицерах, готовых рискнуть жизнью по ту сторону границы, чтобы заполнить белые пятна на картах, следить за передвижениями русских и попытаться завоевать расположение недоверчивых ханов. Как мы уже видели, Стоддарт и Конолли были отнюдь не единственными, не вернувшимися с коварного севера. Большинство участников этой скрытой борьбы были профессионалами, офицерами индийской армии или политическими агентами, которых их начальники в Калькутте отправили для сбора информации любого рода. Но хватало и не менее способных любителей, часто независимых путешественников, предпочитавших то, что один из царских министров назвал 'игрой теней'. Одни действовали, переодевшись и маскируясь, другие - при всех регалиях.
Некоторые районы считались чересчур опасными или политически слишком чувствительными для того, чтобы там появлялись европейцы, даже скрываясь под чужой личиной. Тем не менее в интересах защиты Индии эти районы следовало изучить и нанести на карту. И вскоре было найдено оригинальное решение этой проблемы. Секретным методам разведки обучали индийских горцев, обладавших недюжинным умом и физическими способностями, и затем их перебрасывали через границу под видом мусульманских проповедников или буддистских паломников. Таким образом, зачастую с немалым риском для жизни, они тщательнейшим образом нанесли на карты тысячи квадратных миль прежде не обследованных территорий. Русские, со своей стороны, использовали для проникновения в районы, считавшиеся слишком опасными для европейцев, монгольских буддистов.
Что бы ни говорили историки сегодня, в то время русская угроза Индии представлялась весьма реальной. В конце концов она казалась очевидной для любого, бросающего взгляд на карту. Четыре столетия подряд Российская империя неуклонно расширялась со скоростью примерно 55 квадратных миль в день или около 20 000 квадратных миль в год. В начале девятнадцатого века Российскую и Британскую империи разделяло в Азии более 2000 миль. К концу столетия это расстояние сократилось до нескольких сотен миль, а в отдельных районах Памира оно не превышало двух десятков. Поэтому ничего удивительного, что многие боялись, что казаки всего лишь сдерживают своих лошадей, пока в Индии делается то же самое.
Помимо тех, кто участвовал в этом стратегическом противостоянии профессионально, появилось множество стратегов-любителей, следивших за ней со стороны и щедро раздававших свои советы в потоке книг, статей, страстных брошюр и писем в газеты. По большей части эти комментаторы и критики были русофобами с ярко выраженными 'ястребиными' взглядами. Они утверждали, что единственный способ остановить продвижение русских заключается в проведении наступательной политики. Это означало, что следует действовать первыми - либо вторжением, либо созданием покладистых буферных государств - сателлитов на вероятных путях вторжения. К сторонникам наступательной политики относились и честолюбивые молодые офицеры индийской армии и политического департамента, включившиеся в новый бодрящий спорт в пустынях и на перевалах Высокой Азии. Участие означало приключения и продвижение по службе, а возможно, даже место в истории империи. Альтернативой была скука полковой жизни на душных и знойных равнинах Индии.
Но не все были убеждены, что русские намерены попытаться вырвать Индию из британских рук или что они в военном отношении способны это сделать. Эти противники наступательной политики утверждали, что для Индии лучшая защита - ее уникальное географическое положение, окружающие ее могучие горные системы, полноводные реки, безводные пустыни и воинственные племена. Они утверждали, что когда, преодолев все эти препятствия, русские войска достигнут Индии, они так ослабнут, что не в состоянии будут тягаться с поджидающей британской армией. Потому казалось более разумным заставить противника чрезвычайно растянуть линии коммуникаций, чем проделать то же самое самим. Такая политика - 'оборонительная', или 'искусного бездействия', как ее называли, обладала еще одним дополнительным преимуществом: она обошлась бы гораздо дешевле, чем соперничающая с ней политика наступательная. Однако для каждой из них должно было подойти свое время.

Главный штаб по 8 отделению N203/320
Управление
Оренбургского генерал-губернатора.
Канцелярия.
Апреля 27 дня 1872 года N. 2182
г.Оренбург.
Гл. штаб
Сообщить об этом
начальству Кавказского к
Туркестанского округов
Д. М.
8 мая.
Господину военному министру

РАПОРТ.

Ваше высокопревосходительство, извольте быть известны из телеграммы генерал-губернатора от 12 прошлого месяца марта об отправлении к государю императору хивинским ханом посланца Аталыка-бала Ирназара Кавылова, каракалпак. 23 сего апреля посланец этот прибыл в Оренбург и за болезнью генерал-губернатора на другой день он был принят мной. Держась тех указаний, которые выражены в отношении канцлера империи князя Горчакова, к генерал-адъютанту Крыжановскому от 3 апреля за N 1192, я при начале разговора с посланцем, объявил ему, что русское правительство вполне расположено восстановить добрые соседственные сношения с Хивой но что для этого необходимо: 1. Чтобы хан возвратил всех русских пленных и 2. Чтобы он отнесся к Туркестанскому генерал-губернатору с объяснительным письмом по поводу враждебных своих отзывов на его дружественные послания. При этом посланцу предоставлено было письменно снестить с ханом или самому отправиться обратно в Хиву, он предпочел последнее и на другой день, т. е. 25 апреля, выехал из Оренбурга. Посланец, выражал желание отправиться в Петербург, но это стремление было отклонено Аталык-бала Ирназар возбуждал также разговор о границах между Россией и Хивой, на это ему было объ?явлено, что до исполнения ханом наших требований, русское правительство ни в какие рассуждения с ним не вступит, посланец привозил два письма одно от хана к его императорскому величеству государю-императору, другое от диван-бека к генерал-губернатору; из них первое не было мной принято, а последнее, посланец отказался передать.
Об изложенном долгом поставляю довести до сведения вашего высокопревосходительства. За генерал-губернатора, свиты его величества генерал-майор (подпись). Управляющий канцелярией Холодковский.
ЦГВИА, фонд 400, дело N13,1872 г., л. 75-76.
Письмо хана к ишанам добропутным .
(Письмо было направлено ханом вслед своему посольству к Кавказскому
(Наместнику с тем, чтобы сорвать переговоры и помешать принятию обязательств на себя)

Да будет вам известно, что присланные вами бумаги и письма получены и мы поняли их значение. Прежние наши советы насчет переговоров о дружбе мной были приняты и я отправил вас с этой целью, теперь, если мысли той стороны другие, то по получении этой моей бумаги, возьмите обратно мной врученную вам бумагу, с которой были посланы, и вернитесь ко мне, к покровителю и защитнику исламизма. В месяц рабиль авель 1289 года. Верно: за отсутствием начальника штаба Кавказского военного округа, помощник его, полковник Золотарев.
ЦГВИА, фонд 400, дело N 13,1872 г., л. 116.
Перевод его сиятельству генерал-адъютанту князю Мелихову.

По прибытии от вашего сиятельства в Мангишлак, мы отправились в г. Хиву, куда прибыли через восемнадцать дней. Представившись хану и заявив ему о ваших высоких желаниях, мы вручили ему письмо ишанов и передали ему их словесные поручения, на что хан отвечал нам: 'обождите, мы посоветуемся и дадим вам ответ'.
После этого свидания с ханом мы в продолжении двадцати трех дней ожидали его ответа.
Амариль-Омар разделял мнение хана, но тридцать два амалдара (старшины) не только не согласились с мнением хана, но и между собой. Хан и Амариль-Омар желали возвратить русских пленных и написать туркестанскому губернатору бумагу, но диван-бек-есси (председатель совета) и амалдары считали таковое желание неудобным и отклонили хана от исполнения оного. Ишану Мухамед-Амину написано, чтобы он возвратился.
Нас продержали столько времени, обещаясь со дня на день дать нам ответ. Наконец нам дали словесный ответ. Извините в медленности, то была воля хана. Главной же причиной медленности ответа были разногласия между ханом и амалдарами, которые не знали и не понимали, что сами говорили, постоянно советовались и не приходили ни к какому результату.
После того, как мы отправлены были в Мангишлак с поручениями, от хана был отправлен в Кабулистан к англичанам с многочисленными подарками посланник, но о ней по настоящее время нет никаких сведений.
Все хивинцы в большом смятении в не знают, что делать.
Мы здесь слышали, что после нас был отправлен от хана посланец Эмир-Назар-каракалпак в гор. Оренбург, где он три дня прожил, возвратился. Он советовал хану делать набеги на киргизов (Имеются в виду казахи.) и сколько у него достанет к тому сил. Что далее затем будет, нам неизвестно.
Ваше сиятельство, мы ваши постоянные слуги, которых, надеемся, вы не забудете.
Будучи уверены: в вашем внимании к нам, мы возвратимся к вам на службу в Мангишлак к полковнику Ломакину.
Ваши слуги: Хан-Мухамед, Нур Мухамед ишан-оглы и Юсуп-Мухамед-Амин-ишан-оглы.
14 Рабиус-ахара 1289 г. Гижры, т. е. 7 июня 1872 г. от Р. X. Верно: за отсутствием начальника штаба Кавказского военного округа помощник его полковник Золотарев.
ЦГВИА, ф. 400, д N 13, 1872 г., лл 119-120.

Копия с рапорта начальника Мангишлакского отряда полковника Ломакина
от 18 июля 1872 года за N 859 на имя Кавказского наместника князя Святополк-Мирского.

В рапорте от 26 марта сего года за N 318-м, при отправлении в Шуру Хивинского посольства, я, между прочим, докладывал вашему сиятельству, на основании секретных сведений, полученных мной тогда от нашего ишана и других лиц о том, как мало можно иметь доверия к заявлениям хана, выраженным его посланцами и сделанным единственно под впечатлением движения наших отрядов, с целью протянуть время, успокоить нас и хоть на время удалить опасность. Но первый страх прошел и хан вступил на прежнюю дорогу. Характер азиатских правителей везде одинаков: пока опасность близка, готовы на всевозможные уступки, но лишь опасность миновала, они всячески, до последней крайности будут отклонять неприятное для них событие, употребляя для сего обычные, в таких случаях (обман, изворотливость недоверие). Поэтому-то для скорейшего освобождения наших несчастных пленных (пленных могущественнейшей в мире державы), томящихся уже несколько лет в неволе в ничтожнейшей Хиве, я и полагал в том же рапорте, за N 318, необходимым поддерживать в Хиве впечатление, произведенное прошлогодними рекогносцировками наших отрядов.
В полученной затем, при предписании вашего сиятельства от апреля, за N 2748, копии с предписаниями его импраторского высочества, главнокомандующего Кавказской армией, от 30 марта 1872 г. за N 1159, выражено было между прочим, следующее мнение его сиятельства государственного канцлера: 'из долголетнего опыта известно, что переговоры с подобными средне?азиатскими посланцами не приводят ни к какому положительному результату. Хивинский хан очевидно желает выиграть время и прибегает к обыкновенной в таких случаях уловке, т. е. высылают посланца для переговоров, между тем, мы не имеем никакого основания давать веру обещаниям хана".
Все это вполне подтвердилось полученными мной теперь известиями из Хивы.
При отправлении отсюда в Хиву, 20 апреля, сыновей ишанов для доставления хану двух заявлений вашего сиятельства, сделанных по высочайшему повелению главному хивинскому посланцу ишану Мамед Амину, мной был послан с ними в качестве переводчика кочующий на Мангишлаке туркмен Хаджинского рода Дурдыклыч Аманов, который на днях вернулся из Хивы и привез письма от присутствия хана обоим ишанам и от Кулмухамеда, сына нашего ишана, одно письмо к вашему сиятельству и одно ко мне, а также и письмо от одного из наших бедных пленных поселян, который, как видно из письма, потерял уже всякую надежду на спасение. Все эти письма при сем представляются на благоусмотрение вашего сиятельства, а письмо ко мне и ишанам и с переводами. (Письмо к вашему сиятельству, говорил Дурдыклыч, того же содержания, как и ко мне (в документе))
По выезде из форта они приехали в Хиву только на 18 день (Обыкновенно нарочные делают путь в 10 дней, но посланцы на отпускаемые им здесь довольно большие суточные деньги, которых вовсе не расходовали, питаясь одним кислым молоком, накупили тут много товару и послали продавать в Хиву, отчего и ехали так медленно и тяжело. (В документе)). Явившись к Маршару, они передали ему для представления хану привезенные бумаги. Хан принял их на другой день ласково, подарил каждому, в том числе и Дурдыклычу, по халату. Затем они были у обоих дядей хана, у старшего Амариль-Омара и младшего Ржан-Тюря. Те им объявили, что они вполне довольны привезенными ими бумагами, что действительно ничего не остается, как возвратить скорее русских пленных и написать генералу Кауфману бумагу, если желают жить в дружбе с русскими и что они уверены, что хан скоро возвратит пленных.
Главный же Диван-бек, известный фанатик. Мамед Мурад, имеющий большое влияние на хана, принял их довольно холодно.
Спустя несколько дней, пришел к ним Махтсур и спросил: отчего на тех бумагах, которые они привезли от вашего сиятельства, не приложено печатей. Кулмухамед объяснил, что у нас подпись руки гораздо важнее, и имеет более значения, чем приложение печати. Печать может приложить всякий, руку же может приложить только тот, кому принадлежит она.
Затем у хана, в течение нескольких дней, был большой совет по этому делу, из 32 главных хивинских сановников. Все они, а также и дядя хана единогласно требовали возвращения пленных, один только главный Диван-бек, Мамед Мурад, ничего не говорил на этих совещаниях. Поэтому сначала все были убеждены, что хан намерен возвратить наших пленных и даже всего за четыре дня перед возвращением Дурдыклыча, с небольшим хивинским караваном пришедшим сюда с Мареной, привезено было известие, что скоро сыновья ишанов выедут из Хивы с нашими пленными.
Недели две спустя, по приезде сыновей ишановых в Хиву, к нам зашел Мамед Мурад и сказал: 'в бумаге, которую вы привезли без печати, нет ни слова о том, что писал хан. Хан ожидал ответа на его бумагу, посланную Великому князю, но вы этого ответа не привезли'. Хан сомневается поэтому, дошла ли его бумага до Великого князя. Мамед Мураду напомнили, что в заявлении вашего сиятельства, положительно объяснено, что, 'пока хан не выполнит предложенных ему условий, до тех пор ответа на его бумагу не будет'. Какой же хан может дать теперь ответ русским, сказал Мамед Мурад,-когда они не отвечают на его бумагу.
Тогда Юсуф Максум и Кулмухамед не вытерпели и сказали Мамед Мураду: 'Мы по всему видим, что ты всячески, вопреки желанию всех хивинцев, стараешься отклонить хана от его доброго намерения-исполнить волю русских и тем спасти себя и Хиву. Голову ты нам можешь отрубить, но пока у нас есть язык, мы выскажем тебе прямо, что ты причина всех наших бедствий и на твою голову падут проклятия многих тысяч людей, если рано или поздно Хива будет наказана по твоему упорству, за враждебные против России действия. Тогда волос за волосом выщиплют твою седую бороду и ты не соберешь уж их".
Мамед Мурад ответил им, что они же еще слишком молоды и не могут понять, что он один только радеет о пользе и благе Хивы и ее великих повелителей.
После этого, они несколько раз ходили к хану и к его присутствию и просили отпустить их скорее с каким бы то ни было ответом, но ответа не давали, со дня на день откладывали оный и просили обождать, а между тем, совет хана продолжал снова собираться по этому делу несколько раз.
Наконец, спустя недели три, по приезде в Хиву, их потребовали к хану, который, отпуская их, объявил, что он не может дать никакого ответа на привезенную ими бумагу, не получив ответа на свою бумагу. 'Если у ишанов есть или будет какой инбудь ответ на эту бумагу, пусть привезут его. Если же нет, то пусть, привезут назад эту бумагу". Затем приказал Мухтару передать им прилагаемое письмо к ишанам.
Но неприложение печати и неответ на бумагу, в настоящем случае не более как пустые предлоги, чтобы замаскировать действительную причину упорства хана в исполнении справедливых и весьма умеренных требований России, в чем даже и в самой Хиве, убеждены все благомыслящие люди.
Мамед Мурад внушил хану, как об этом все говорят: 1) что для того, чтобы поддержать свое достоинство, ему необходимо отказать требованию русских, иначе немедленное и точное исполнение этих требований и возвращение всех пленных, русские примут за раболепство, потеряют к хану всякое уважение, скажут, что он струсил и все более и более будут требовательны в своих сношениях с Хивой.
2) Что в настоящее время ни откуда опасность Хиве не угрожает, Красноводский отряд уменьшен (Тогда там еще не могло быть сведений о настоящем усилении этого отряда (сноска в документе)), пленных же необходимо содержать в залог, пока не представится действительная серьезная опасность, так как только этим и можно будет сдерживать русских.
3) Хан вполне может рассчитывать в настоящее время на преданность и помощь текинцев, юмудов и других туркмен; и
4) Если опасность будет действительно близка, тогда во всякое время они успеют послать нам навстречу наших пленных в тем предотвратить дальнейшую опасность.
Эти соображения по крайней мере, неоднократно высказывали люди, довольно близкие Диван-беку и хану. Другие же убеждены, что в этом деле много действовала интрига против нашего ишана, главного начальника всех хивинских туркмен, Хаджи Мамбота, который будто бы ждет только известия от нас, чтобы привезти нам всех наших пленных, надеясь на большую за это награду (вместо ишана) и уверенный вполне, что он успеет эта сделать, так как иначе он может поднять против хана всех хи?винских туркмен, составляющих большую часть населения Хивы и заставить хана исполнить его просьбу.
При этом Дурдыклыч сообщил:
1. Что посольство, отправленное ханом к Туркестанскому генерал-губернатору, доехало только до Бухары, хан Бухарский не пустил его далее, бумага, отправленная посланцами из Бухары Туркестанскому начальнику, возвращена была не распечатанной с уведомлением, будто бы, что он скоро сам приедет в Хиву и там будет вести переговоры и
2. Что другому посольству, ездившему в Оренбург, там ответили, что у нас государь-император один и не принято, чтобы из одного и того же места к нему с разных сторон посылалось посольство, а как хан отправил уже посольство к кавказскому начальнику, то оттуда и должен ждать ответа. Поэтому в Оренбурге это посольство тоже было не принято и на третий день возвращено. При этом говорят, что будто бы при возвращении этого посольства у него на Усть-Урте киргизы ограбили лошадей и в том числе аргамаков, которые были с этим посольством посланы ханом в подарки.
Во всяком случае, все эти обстоятельства (равно как и в феврале прибытие сюда посольства) не могли не иметь заметного влияния на наших адданцев (Адданцы казахи адданского племени. (Ред)), вообще весьма чутких ко всем известиям из Хивы. С одной стороны, известия, что хан, отказав нам в возврате пленных, становится этим снова, некоторым образом, во враждебное отношение к нам, а с другой-известиях об усилении Красноводского отряда и больших военных приготовлениях там, для которых потребуется много верблюдов,- сильно тревожат и пугают наших людей. Они боятся, что с них также потребуют верблюдов для Красноводска.
Впрочем, в крае все совершенно благополучно и я о том всегда имею самые успокоительные известия. Но, чтобы вполне успокоить народ и отвлечь его внимание от Хивы, я нахожу более, чем когда нибудь, необходимым, совершить в начале осени, как только спадут жары, разрешенное мне этой весной движение к Бишь-Акты и Усть-Урту и потом на Бузачи. Только-тогда народ здешний будет больше обращать внимание на нас, а не на Хиву, тогда возможно будет чаще видеть нас среди своих кочевок, а не в форте только. Я надеюсь, что этим движением можно будет успокоить напуганный народ, который увидит тогда, что ему нечего бояться каких-либо движений из Хивы, и будет больше обращать внимания на себя и на нас, а не исключительно на Хиву, как было до сих пор.
При этом имею честь доложить вашему сиятельству, что ваш старик ишан порывается немедленно ехать в Хиву.
'Или я окончу,-говорит он, - начатое мной по просьбе самого же хана дело, или сложу, наконец, там свою старческую голову, неспособную даже на то, чтобы одолеть интриг Диван-бека и подобных ему людей. Надеюсь, Бог поможет мне вернуть хана на путь истинный, с которого совратили его мои враги и враги всей Хивы".
Мамед Амин ишан просит, нельзя ли возвратить бумагу хана, врученную им вашему сиятельству.
Обоим им я передал, что до получения распоряжения вашего сиятельства, они должны будут оставаться здесь.
С тем вместе имею честь покорнейше просить ваше сиятельство почтить меня предписанием, по какое время следует продолжать им отпуск суточных денег, при чем докладываю, что они, а также и два состоящих при них суфи удовлетворены таковыми деньгами по 1 число этого месяца.
Приложения: 1. Письмо за печатью хана Хивинского ишанам Нур Мухамеду и Мамед Амину.
2. Письмо старшего сына Нур Мухамеда ишана, Кулмухамеда к вашему сиятельству.
3. Письмо его же ко мне.
4. Письмо в копии пленного поселянина Сухорукова к отцу и матери. Верно: за отсутствием начальника штаба Кавказского военного округа помощник его полковник Золотарев.
ЦГВИФ. ф. 400, дело N 13,1872 г., лл. 107-115.

Описание генерала Терентьева о наступлении русских войск на Хиву.

. Усиленная рекогносцировка, предпринятая в начале сентября 1872 года со стороны Красноводска и казавшаяся хивинцам решительным нападением на Хиву,-не привела, как известно, к ожидавшимся результатам: Хива осталась нетронутою.
Отступление Красноводского рекогносцировочного отряда (Маркозова) принято было хивинцами, как и всегда в Азии, за неудачу.
Хива еще раз вздохнула свободно, еще раз убедилась в своей безнаказанности и, конечно, еще больше укрепилась в принятой ею системе действий.
Весною 1873 года предположено было покончить с этим ханством одновременным наступлением со стороны Кавказа, Оренбурга и Туркестана, под руководством туркестанского генерал-губернатора генерал-адъютанта фон-Кауфмана.
Известно, как разыгралась эта тройная экспедиция, и как блистательно выдержали оренбуржцы и туркестанцы свою пробу. Хива почти не защищалась, дрались с нами только мелкие партии жителей.
Навлекши на себя угрозу и не желая все-таки сноситься с фон-Кауфманом, хивинский хан тщетно обращался и к Бухаре, и к Турции, и к Англии,-отовсюду слышал один совет: уступить справедливым требованиям России. Хан еще раз попытался кончить дело без боя: он написал и к генералу Веревкину и к генералу фоц-Кауфману письма почти одинакового содержания и просил генералов остановиться.
Ответ не заставил себя ждать: 'война вызвана вашим поведением с нами,-писал генерал фон-Кауфман,-все предложения мои о мире и дружбе были вами в течение шести лет без внимания. В настоящее время я готов заключить с вами условия мира и дружбы, но буду двигаться вперед, как Бог мне укажет. Если желаете спасти народ свой и ханство от разорения нашими войсками, распустите их и объявите жителям всех мест заниматься своим хозяйством. Русские войска бьют врагов, но не разоряют мирных жителей'.
Утром со стен по войскам оренбургского отряда открыт был огонь, несмотря на переговоры, какие в это время шли между хивинскими властями и начальниками наших отрядов. (Примечание: В декабре 1872 года военный министр Милютин получил утверждение императора Александра II о направлении вооруженных сил против Хивы; было намечено атаковать их с трех сторон: от Красноводска, Ташкента и Оренбурга. Красноводский отряд имел: 15 рот, 4 сотни, 24 орудия, Ташкентский отряд имел: 18 рот, 46 сотен, 16 орудий, Оренбургский отряд имел: 9 рот, 8 сотен, 6 орудий. Всего было 42 роты, 18 сотен, 48 орудий. Кровопролитное сражение длилось 11 дней, с 9 по 20 июля 1873 года. (Составит.))
Терентьев Н. А. 'России и Англия в Средней Азии'. Изд. 1875 г. С.-Петербург, стр. 84-115.

Из доклада генерала Гарнова в главный штаб о военных действиях под Хивой
(Печатается частично).
.Это была война-короткая одиннадцатидневная кампания, но в то же время-война в ее полном разгаре. Туркмены, оставив свои полуоседлые помещения на границах Хивы, двигались к степи всеми своими аулами, с семействами и стадами, останавливаясь время от времени, они собирались в большие массы, превосходившие численностью русский отряд, против них высланный, и производили на него самые отчаянные атаки во всякое время дня и ночи; при этих нападениях бой был ожесточенный, как доказывают тяжелые потери убитыми и ранеными в русском отряде. Даже сам командующий отрядом генерал Головачев и большая часть лиц его штаба были переранены и его высочество герцог Лихтенбергский, едва избежал смерти.
Во время этой отчаянной борьбы туркмены, как сказано, шли обозами со всеми семействами и стадами. Когда отбив атаку и преследуя неприятеля, русские войска настигали эти обозы, туркмены, не сдаваясь, а составляя из своих арб как-бы укрепления, защищались с остервенением.
Рассматриваемая кампания продолжалась 11 дней: с 9 июля по 20 июля (1 августа) 1873 г. (Расхождение дат на 2 месяца с одной стороны настоящим документом и с другой стороны в описании генерала Терентьева и в договоре России с Хивой, пока объяснить не удалось. (Составит.)) , она была направлена противодного только непокорного туркмено-юмудского племени, Байрама Шайлы. Лишь только племя это выслало своих старшин с объявлением покорности, именно 20 июля (1 августа), военные действия немедленно прекратились.
Лишь только город Хива сдался, то всем жителям его была объявлено прощение, на всех покорившихся не было наложено ни малейшей пени; жизнь и собственность их получили полное и действительное охранение. Во все время рассматриваемой 11-ти-дневной туркменской кампании, все жившие на театре военных действий узбеки, т. е. покорившиеся хивинцы не испытывали ни малейшего притеснения.
Лишь только туркмены-юмуды племени Байрам-Шайлы объявили покорность 20 июля (1 августа), военные действия против них были немедленно остановлены. Наложенная на этих туркмен пеня была взыскана частью, часть же, которую они не могли заплатить, была рассрочена и им дано было позволение занять под аулы местности, которые они занимали прежде. Подписал: Свиты его величества генерал-майор Горнон.
ЦГВИА, ф. 400 д. 63, лл. 4-11.

Описание генерала Терентьева падения Хивы в 1875 году.

.В два часа дня, 29 мая войска вступили в Хиву.
1 июня хану послано было приглашение явиться в лагерь, что тот, наконец, и исполнил. Хан был принят с почетом и восстановлен в своем звании, но на время пребывания русских войск в пределах ханства учрежден был при хане особый совет или диван из русских офицеров и хивинских сановников.
Первым делом дивана было обсудить вопрос об освобождении рабов персиян. Достоинство России не допускало возможности терпеть невольничество в стране, покоренной войсками русского государя. Сами невольники давно уже обращали свои взоры к России, давно ждали русских, которые на концах штыков должны были принести им свободу!
В Средней Азии составилось убеждение, что призвание России и состоит именно в том, чтобы уничтожить рабство всюду, куда только достигнется ея влияние, всюду, где только будет слышен гром русских пушек.
11 июня генерал фон-Кауфман пригласил к себе хана и различными доводами убедил его освободить невольников, пока русские еще в пределах ханства и могут оказать свое содействие.
На следующий день в диване состоялось постановление об уничтожении невольничества и хан разослал для повсеместного обнародования следующий манифест:
'Я, Сеид-Мухамед-Рахим-Богадур-хан, в знак глубокого уважения к русскому императору, повелеваю всем моим подданным предоставить немедленно всем рабам моего ханства полную свободу. Отныне рабство в моем ханстве уничтожается на вечные времена. Пусть это человеколюбивое дело послужит залогом вечной дружбы и уважения всего славного моего народа к великому народу русскому'.
'Эту волю мою повелеваю исполнить во всей точности, под опасением самого строгого наказания. Все бывшие рабы, отныне свободные, должны считаться на одинаковых правах с прочими моими подданными и подлежать одинаковым с ними взысканиям и суду за нарушение спокойствия в стране и беспорядки, почему я и призываю всех их к порядку'.
'Бывшим рабам (дугма) предоставляется право жить, где угодно, в моем ханстве или выехать из него, куда пожелают; для тех, которые пожелают выехать из ханства, будет объявлена особо принятая мера. Женщины-рабыни (чури) освобождаются на одинаковых началах с мужчинами, в случае споров замужних женщин с мужьями-дела разбираются казиями по шариату'.
По рассказам самих невольников, число всех дугма и чури в 140 городах и деревнях ханства доходило до 30.000 человек, свободных же азат и ханазат до 6.500 человек, эти последние владели землею в количестве 2.634 танапов или 44 десятин - надел совершенно нищенский!
В начале августа войска наши стали выступать из ханства.
Терентьев М. А. 'Россия и Англия в Средней Азии', изд. 1875 г. С.-Петербург, стр. 84-115

Гл. штаб по 8 отд. N 347 397. Получено 16 июля 1873 года.
Состоящий для
поручений при начальнике
главного штаба и
командированный по
высочайшему повелению в
Закаспийские страны
N. 14
июня 16 дня 1873 г. г.
Хива.
Г. Начальнику Главного Штаба
РАПОРТ

(Печатается сокращенно.)

Представляя при сем на благоусмотрение вашего сиятельства копии с двух докладных записок за N. 12 и 13, о положении дел в Аму-Дарьинском бассейне и о необходимости приступить теперь же к исследованию старого русла р. Аму-Дарьи, поданных мною г. туркестанскому генерал-губернатору, я имею честь присовокупить:
1. Что назначение бывшего хана будущим хивинским ханом произведет самое тяжелое впечатление на жителей ханства и уменьшит надежду на скорое водворение порядка и спокойствия в ханстве и Туркменских степях, во вред развитию нашей торговле.
2. Что занятие нами дельты р. Аму-Дарьи с устройством на ней торговой фактории и уступка бухарскому эмиру хивинского ханства с частью незанятых нами Туркменских степей, было бы лучшим решением всего среднеазиатского вопроса.
3. Что занятие нами только одного правого берега р. Аму-Дарьи без устройства торговой фактории на левом берегу р. Аму-Дарьи будет препятствовать открытию красноводско-аму-дарьинского пути и не будет содействовать быстрому развитию нишей торговли в Аму-Дарьинском бассейне
4. Что спокойствие в западнои части Оренбургской степи и Туркменских степях не может быть обеспечено без прочного утверждения нашей власти на левом берегу р. Аму-Дарьи.
5. Что исследовать самым точным образом старое русло р. Аму-Дарьи на всем его протяжении от ур. Сары-Камыша до р. Аму-Дарьи составляет первейшую и безотлагательную необходимость.
6. Караван к берегам Каспийского моря уже снаряжается и отправка его будет зависеть от получения сведений о положении отряда полковника Маркозова. Если по каким-либо обстоятельствам, нельзя будет отправить в Красноводск караван, то он будет двинут на Киндерли, куда также несколько туземных купцов предполагают отправиться с товарами, как сообщил мне начальник Мангишлакского отряда, полковник Ломакин. Генерального штаба полковник Глуховский.
ЦГВИА ф. 400, д. 8 л. 14. 1373 г.

Докладная записка состоящего для поручений при г. начальнике главного штаба
и командированного по высочайшему повелению в Закаспийские страны. N. 12, июня 9 дня 1873 г.
Лагерь под Хивой. Его превосходительству К. П. фон-Кауфману 1.
О положении дел в Аму Дарьинском бассейне.

.Настоящая задача заключается только в том, чтобы определить будущие отношения Хивы к России. Нет сомнения, что все обязательства Хивы могут быть исполняемы только при существовании в ханстве сильного правительства. Без него не только немыслимо обеспечение интересов России в Аму-Дарьинском бассейне, но даже невозможен и порядок в ханстве. Между тем, в настоящее время Хива представляет конгломерат различных главных народностей из туркмен, киргизов (Имеются в виду казахи. (Состав.)), узбеков и каракалпаков.
.Туркмены ведут полукочевую жизнь, занимаясь отчасти земледелием. По своей воинственности, туркмены составляют господствующий класс в ханстве, имеющий преобладающее влияние на все его дела. Сила и значение туркмен до того велики, что сам хан и его родственники не могут отъехать от столицы на десятки верст без значительного прикрытия, а на охоту ханы обыкновенно отравляются с пушками и отрядом войск. По этому факту можно судить о господстве туркмен в ханстве. Вот почему ханские войска состояли почти исключительно из туркменов. На всем пути следования Оренбургского отряда, начиная с Кунграда, против него действовали только туркмены с небольшим комплектом киргизов (Читай 'казахов'. (Состав)), которые, однако, вскоре отделились.
Только в окрестностях г. Хивы начали появляться еще войска из узбеков, собранных по приказу хана с кишлаков и городов более близких к Хиве. Сдаче г. Хивы также противодействовали, главным образом, туркмены. Одним словом, везде, где только мы встречали сопротивление, находились туркмены. Вот почему в Хиве, собственно, не существует хивинского вопроса, а есть только туркменский вопрос, от решения которого и зависят все будущие отношения Хивы к России.
... Для обеспечения наших торговых интересов в Средней Азии, вообще никакие меры не могут быть действительными без окончательного решения туркменского вопроса, в котором заключается все будущее положение наших дел в Средней Азии. Все меры, какие бы только ни приняла Россия, без решения туркменского вопроса, приведут через самое непродолжительное время к безвыходной необходимости опять снаряжать в Туркменские степи и в Хиву экспедиции, которые, нет сомнения, будут стоить России жертв в несколько раз больших, чем в настоящую кампанию. Ханство защищали, собственно, только туркмены, которые при том были весьма плохо вооружены. Нужно было видеть отвагу и дерзость, с которыми туркмены нападали на наш отряд, чтобы вполне поверить возможности разбития ими целых персидских армий. Теперь понятно, почему Персия, несмотря на свою сравнительную силу, никогда не могла подчинить себе туркменов. Подписал: генерального штаба полковник А. Глуховской.
ЦГВИА ф. 400, д. N 8,1873 г., лл. 17-35.

Туркестанские походы

Завоевание Средней Азии резко отличается по своему характеру от покорения Сибири. Семь тысяч -- верст от "Камня" до Тихого океана были пройдены с небольшим в сто лет. Внуки казаков Ермака Тимофеевича стали первыми русскими тихоокеанскими мореплавателями, заплыв на челнах с Семеном Дежневым в чукотскую землю и даже в Америку. Их сыновья с Хабаровым и Поярковым стали уже рубить городки по Амур-реке, придя к самой границе китайского государства. Удалые ватаги, зачастую лишь в несколько десятков отважных молодцов, без карт, без компаса, без средств, с одним крестом на шее и пищалью в руке, покоряли огромные пространства с редким диким населением, переваливая через горы, о которых раньше никогда не слыхали, прорубаясь через дремучие леса, держа путь все на восход, устрашая и подчиняя дикарей огненным боем. Доходя до берега большой реки, они останавливались, рубили городок и посылали ходоков в Москву к Царю, а чаще в Тобольск к воеводе -- бить челом новой землицей.
Совсем иначе сложились обстоятельства на южном пути русского богатыря. Против русских здесь была сама природа. Сибирь являлась как бы естественным продолжением северо-восточной России, и русские пионеры работали там в климатических условиях, конечно, хоть и более суровых, но в общем привычных. Здесь же -- вверх по Иртышу и на юг и юго-восток от Яика -- простирались безбрежные знойные степи, переходившие затем в солончаки и пустыни.
Степи эти населяли не разрозненные тунгусские племена, а многочисленные орды киргизов, при случае умевших постоять за себя и которым огневой снаряд был не в диковинку. Эти орды находились в зависимости, частью номинальной, от трех среднеазиатских ханств -- Хивы на западе, Бухары в средней части и Коканда на севере и востоке. При продвижении от Яика русские должны были рано или поздно столкнуться с хивинцами, а при движении от Иртыша -- с кокандцами. Эти воинственные народы и подвластные им киргизские орды вместе с природой ставили здесь русскому продвижению преграды, для частного почина оказавшиеся непреодолимыми. Весь XVII и XVIII век наш образ действий на этой окраине был поэтому не бурно наступательным, как в Сибири, а строго оборонительным.
Гнездо свирепых хищников -- Хива -- находилось как бы в оазисе, огражденном со всех сторон на многие сотни верст, как неприступным гласисом, раскаленными пустынями. Хивинцы и киргизы устраивали постоянные набеги на русские поселения по Яику, разоряя их, грабили купеческие караваны и угоняли русских людей в неволю. Попытки яицких казаков, людей, столь же отважных и предприимчивых, как их сибирские собратья, обуздать хищников, успехом не увенчались. Задача значительно превысила их силы. Из ходивших на Хиву удальцов ни одному не привелось вернуться на родину -- их кости в пустыне засыпал песок, уцелевшие до конца дней своих томились в азиатских " клоповниках".
В 1600 году на Хиву ходил атаман Нечай с 1000 казаков, а в 1605 году атаман Шамай -- с 500 казаков. Им обоим удалось взять и разорить город, но оба эти отряда погибли на обратном пути. Устройством плотин на Аму-Дарье хивинцы отвели эту реку от Каспийского моря в Аральское и превратили весь Закаспийский край в пустыню, думая обеспечить этим себя от Запада. Покорение Сибири было делом частного почина отважных и предприимчивых русских людей. Завоевание Средней Азии стало делом Российского государства -- делом Российской Империи.

Начало русского проникновения в Среднюю Азию. От Бековича до Перовского
Попытка первого из русских императоров проникнуть в Среднюю Азию закончилась трагически. Отряд Бековича, отправленный для отыскания сухого пути в Индию, весь стал жертвой хивинского вероломства. Одной из задач Петр поставил ему: "Плотины разобрать и воды Аму-Дарьи реки паки в Каспийское море обратить, понеже зело нужно". Дойдя до Хивы, Бекович пал жертвой вероломства хивинского хана и собственного легкомыслия. Хан изъявил на словах покорность, предложил ему разделить свой отряд на несколько мелких партий для удобства размещения в стране. После этого хивинцы внезапным нападением вырезали их порознь. "Пропал, как Бекович под Хивой", -- стали говорить с тех пор, и на целых полтораста лет мечта проникнуть в Среднюю Азию со стороны Каспия была оставлена, а распространение русской государственности на юго-восток вообще приостановилось на весь XVIII век.
Одновременно с Бековичем, как мы уже знаем, был двинут из Сибири вверх по Иртышу отряд Бухгольца. Экспедиция эта имела результатом создание Сибирской линии -- кордона постов и укреплений по Иртышу от Омска на Семипалатинск и Усть-Каменогорск для защиты русских владений от набегов степных кочевников. В последующие десятилетия Сибирская линия была продлена до китайской границы и на ней выстроено в общей сложности 141 укрепление -- кордон на расстоянии одного перехода друг от друга.
Прикрыв, таким образом, Сибирь, русское правительство стало энергично укреплять свою власть в Приуралье. Заволжские степи заселены, границы с Волги и Камы продвинулись на Яик, и земли яицких казаков были включены в государственную систему. В 1735 году основан административный центр степных владений -- Оренбург, а в 1758 году устройством Оренбургского казачьего войска положено начало Оренбургской линии, сперва учрежденной вдоль по Яику, но уже в 1754 году вынесенной вперед -- на Илецк.
Так наметилось два наступательных плацдарма России -- Сибирский и Оренбургский.

Вторая половина XVIII века и начало XIX протекли в устройстве края, всколыхнувшегося лишь раз, по получении лаконического указа Императора Павла: "Донскому и Уральскому казачьим войскам собираться в полки, идти в Индию и завоевать оную!" Экспедиция эта, совершенно непродуманная и чреватая гибельными последствиями, была отменена Александром I. С назначением сибирским генерал-губернатором Сперанского пробудилась в этих краях российская великодержавность. В 20-х и 30-х годах русские посты постепенно продвинулись на 600 -- 700 верст от Сибирской линии и стали достигать Голодной степи. Киргизские орды стали переходить в русское подданство. На Сибирской линии этот процесс проходил гладко, но на Оренбургской в "Малой орде" вспыхнули волнения, поддержанные Хивой. К концу 30-х годов положение здесь сделалось совершенно несносным.
Чтоб обуздать хищников. Император Николай Павлович повелел оренбургскому генерал-губернатору генералу графу Перовскому предпринять поход на Хиву. В декабре 1839 года Перовский с отрядом в 3000 человек при 16 орудиях выступил в поход тургайскими степями. Лютые морозы, бураны, цинга и тиф остановили отряд, дошедший было до Аральского моря. Энергией Перовского удалось спасти остатки отряда, лишившегося почти половины своего состава. После первого похода Бековича второй русский поход в Среднюю Азию кончился неудачей, что вселило в хивинцев уверенность в своей неуязвимости и непобедимости.
Все наше внимание обратилось на замирение киргизов. В 1845 году Оренбургская линия была вынесена вперед, на реки Иргиз и Тургай, где построены укрепления этого имени. "Малую орду" можно было считать окончательно замиренной. В 1847 году мы достигли Аральского моря, где учредили флотилию. С 1850 года зашевелилась и Сибирская линия, где стали учреждаться в Семиречье казачьи станицы, закреплявшие за нами киргизскую степь.
Вновь назначенный оренбургским генерал-губернатором граф Перовский решил предпринять операцию первостепенной важности: овладеть кокандской крепостью Ак-Мечеть, запиравшей у Аральского моря все пути в Среднюю Азию и считавшейся среднеазиатскими народами неприступною.
В конце мая 1853 года он выступил с Оренбургской линии с 5000 человек и 36 орудиями и 20 июня стоял перед сильно укрепленной крепостью, пройдя 900 верст в 24 дня. 27 июня Перовский штурмовал Ак-Мечеть и овладел кокандским оплотом к вечеру 1 июля, на пятый день боя. Наш урон на приступе -- 11 офицеров, 164 нижних чина. Кокандцев пощажено лишь 74 человека.
Ак-Мечеть была переименована в форт Перовский, ставший краеугольным камнем новоучрежденной Сыр-Дарьинской линии. Линия эта явилась как бы авангардом Оренбургской линии и связалась с этой последней кордоном укреплений от Аральского моря до нижнего течения Урала (защищавшим киргизскую степь от туркмен пустыни Усть-Урт).
В неравном бою 18 декабря того же 1853 года гарнизон Перовска геройски отразил в двенадцать раз превосходившие силы кокандцев, пытавшихся вырвать Ак-Мечеть из русских рук. Гарнизон под начальством подполковника Огарева состоял из 1055 человек при 19 орудиях. Кокандцев было 12000. Блестящей вылазкой Огарев и капитан Шкупь опрокинули всю орду, положив до 2000 и взяв 11 знамен и все 17 орудий неприятеля. Наш урон -- 62 человека.

Колпаковский и Черняев

К началу нового царствования головными пунктами русского продвижения в Среднюю Азию являлись со стороны Оренбурга -- Перовск, а со стороны Сибири -- только что заложенный Верный. Между этими двумя пунктами находился прорыв, своего рода ворота шириною в 900 верст и открытые для набегов кокандских скопищ в русские пределы. Эти кокандские скопища опирались на линию крепостей Азрек -- Чимкент -- Аулие-Ата -- Пишпек -- Токмак. Необходимо было как можно скорее замкнуть эти ворота и оградить наших киргизов от кокандского влияния. Поэтому с 1856 года основной задачей России стало соединение линий Сыр-Дарьинской и Сибирской. На одном из этих направлений мы имели 11 оренбургских линейных батальонов, уральских и оренбургских казаков, а на другом -- 12 западносибирских линейных батальонов и казаков Сибирского войска. Эти горсти людей были разбросаны на двух громадных фронтах, общим протяжением свыше 3500 верст.
Операция "соединения линий" была задержана сперва (до 1859 года) устройством киргизов, а затем ликвидацией нашествия кокандских полчищ на Сибирскую линию. Начальником угрожаемого района -- Заилийского края -- был подполковник Колпаковский. В конце лета 1860 года кокандский хан собрал 22000 воинов для того, чтоб уничтожить Верный, поднять на русских киргизскую степь и разгромить все русские поселки Семиречья. Положение для русского дела на этой окраине сложилось угрожающе. Колпаковский мог собрать в Верном около 2000 казаков и линейцев.
Поставив все на карту, этот Котляревский Туркестана двинулся на врага и в трехдневном бою на реке Кара-Костек (Узун-Агач) наголову разбил кокандцев. При Кара-Костеке русских было всего 1000 человек при 8 орудиях. В последний день наши линейцы прошли с боем 44 версты. Этим блестящим делом Сибирская линия была обеспечена от неприятельских покушений. Одновременно отряд полковника Циммермана разорил крепости Токмак и Пишпек. В 1862 году генерал Колпаковский взял крепость Мерке и утвердился в Пишпеке. Россия стала твердой ногой в Семиречье, и ее влияние распространилось на китайские пределы.
К этому времени относится изменение нашего взгляда на значение среднеазиатских завоеваний. Прежде мы считали продвижение на юг делом внутренней политики и задачу видели в обеспечении степных границ. Теперь же наша среднеазиатская политика стала приобретать великодержавный характер. Раньше в глубь материка нас тянул лишь тяжелый рок. Теперь же обращенным на юг взорам Двуглавого Орла стала угадываться синеватая дымка Памира, снежные облака Гималайских вершин и скрытые за ними долины Индостана... Заветная мечта окрылила два поколения туркестанских командиров!
Наша дипломатия осознала огромную политическую выгоду туркестанских походов, приближавших нас к Индии. Враждебное к нам отношение Англии со времени Восточной войны и особенно с 1863 года определило всю русскую политику в Средней Азии. Наше продвижение с киргизских степей к афганским ущельям являлось замечательным орудием политического давления -- орудием, ставшим бы неотразимым в руках более смелых и искусных, чем были руки дипломатии Александра II.
Решено было не откладывать соединение Сибирской и Сыр-Дарьинской линий и объединить возможно скорее наши владения. Весною 1864 года навстречу друг другу выступило два отряда -- от Верного полковник Черняев с 1500 бойцами и 4 орудиями -- и от Перовска полковник Веревкин с 1200 человеками и 10 орудиями.
Пройдя Пишпек, Черняев взял штурмом 4 июня крепость Аулие-Ата и в июле подошел к Чимкенту, где 22-го числа выдержал бой с 25000 кокандцев. Веревкин тем временем взял 12 июля крепость Туркестан и выслал летучий отряд для связи с Черняевым. Этот последний, считая свои силы (7 рот, 6 сотен и 4 пушки) недостаточными для овладения сильно укрепленным Чимкентом, отступил в Туркестан на соединение с полковником Веревкиным. Оба русских отряда, соединившись, поступили под общее командование только что произведенного в генералы Черняева и, отдохнув, направились в половине сентября под Чимкент.
22 сентября Черняев штурмовал Чимкент, овладел им и обратил в бегство кокандскую армию. У Черняева было 1000 человек и 9 орудий. Чимкент защищало 10000. Черняев овладел крепостью, переведя свои роты через ров поодиночке по водопроводной трубе. Наши трофеи: 4 знамени, 31 орудие, много другого оружия и разных военных принадлежностей. У нас выбыло из строя 47 человек.
Кокандцы бежали в Ташкент. Черняев решил немедленно использовать моральное впечатление чимкентской победы и двинуться на Ташкент, дав лишь время распространиться молве. 27 сентября он подступил под сильно укрепленный Ташкент и 1 октября штурмовал его, но был отбит и отступил в Туркестанский лагерь.
Воспрянувшие духом кокандцы решили застать русских врасплох и в декабре 1864 года собрали до 12000 головорезов для внезапного нападения на Туркестан. Но эта орда была остановлена в трехдневном отчаянном бою у Икан с 4 по 6 декабря геройской сотней 2-го Уральского полка есаула Серова, повторившего здесь аскеранский подвиг Карягина. Из 110 казаков при 1 единороге уцелело 11, 52 убито, 47 ранено. Все получили георгиевские кресты. О сопротивление этой горсти героев сломился порыв кокандцев, и они, не приняв боя с высланным на выручку русским отрядом, возвратились восвояси.
Весною 1865 года учреждена Туркестанская область, и Черняев назначен был ее военным губернатором. С отрядом в 1800 человек и 12 орудий он выступил под Ташкент и 9 мая разбил под его стенами кокандские силы. Жители Ташкента отдались под власть бухарского эмира, выславшего туда свои войска. Решив упредить бухарцев, Черняев поспешил штурмом и на рассвете 15 июня овладел Ташкентом стремительной атакой. В Ташкенте, имевшем до 30000 защитников, взято 16 знамен и 63 орудия. Наш урон -- 123 человека. Занятие Ташкента окончательно упрочило положение России в Средней Азии.

Подчинение Бухары

Успехи Черняева и распространение русского могущества на Коканд сильно встревожило Бухару. Это ханство было до сих пор ограждено от русских кокандскими землями, ставшими сейчас русскими областями. Эмир претендовал на Ташкент, ссылаясь на волю его жителей, но домогательства его были отвергнуты. Положив овладеть Ташкентом силой, эмир весною 1866 года собрал у русских пределов до 43000 войск. Генерал Черняев в свою очередь решил не дожидаться удара, а бить самому -- и в мае двинул на Бухару отряд генерала Романовского в 3000 бойцов при 20 орудиях.
Кампания 1866 года генерала Романовского была сокрушительной. 8 мая он разбил бухарские войска при Ирджаре, 24-го овладел Ходжеятом, 20 июля приступом взял Ура-Тюбе, а 18 октября внезапным и жестоким штурмом покорил Джизак. В трех этих беспощадных штурмах русские войска, лишившись 500 человек, положили на месте 12000 азиатов. Под Ирджаром перебито 1000 бухарцев и взято 6 орудий. При штурме Ходжента перебито 3500. Наш урон -- 137 человек. При Ура-Тюбе перебито 2000, взято 4 знамени, 32 орудия, наши потери -- 227 человек. Наконец, в самом кровавом деле, при Джизаке, из 11000 бухарцев легло 6000, из 2000 русских убыло только 98. Взято 11 знамен и 43 орудия.
Потеряв Джизак, бухарцы бежали к своей столице -- Самарканду и поспешили вступить в переговоры о мире. В безрезультатных переговорах прошел весь 1867 год. Бухарцы их намеренно затягивали, стремясь выиграть время и набрать новую армию, Россия же провела капитальную административную реформу. В этом, 1867 году Туркестанская область была преобразована в Туркестанское генерал-губернаторство, составившее в административном отношении две области -- Семиреченскую (город Верный) с военным губернатором генералом Колпаковским и Сыр-Дарьинскую (город Ташкент) с генералом Романовским. Образован Туркестанский военный округ, и войска на его территории -- 7-й Оренбургский и 3-й Сибирский линейные батальоны -- развернуты в 1-ю стрелковую дивизию и 12 линейных туркестанских батальонов. Первым туркестанским генерал-губернатором был назначен генерал фон Кауфман, Черняев был отозван.
Человек ответственных решений и волевой военачальник, генерал фон Кауфман сразу оценил обстановку. Примирительная политика не удалась, злая воля Бухары стала очевидной -- эту злую волю надлежало сломить. В конце апреля 1868 года "Кауфман с отрядом в 4000 штыков и шашек при 10 орудиях двинулся от Ташкента к Самарканду, на подступах к которому эмир собрал до 60000 человек.
2 мая 1868 года пехота генерала Головачева по грудь в воде перешла Зеравшан на глазах неприятельских полчищ, ударила на них в штыки, овладела высотами Чапан-Ата и обратила бухарцев в бегство. Самарканд закрыл ворота бегущим и сдался русским. В бой пришлось идти сразу же по переходе реки. Солдаты набрали полные голенища воды, разуваться же и вытряхивать воду не было времени. Наши линейцы становились на руки, и товарищи трясли их за ноги. После этого сразу пошли в штыки на бухарцев. "Халатники" решили, что постигли секрет русской тактики, и месяц спустя при Зарабулаке, подойдя на ружейный выстрел, их первые ряды стали головой вниз, тогда как задние добросовестно стали трясти их за ноги. По совершении этого обряда в победе никто из них не сомневался.
Оставив здесь гарнизон, Кауфман двинулся дальше на юг с войсками Головачева и Романовского. 18 мая он опрокинул бухарцев при Катта-Кургане, а 2 июня доконал армию эмира в жесточайшем степном побоище на Зарабулакских высотах. Зарабулак -- первая проба игольчатых винтовок Карле, жестокая бойня, в которой перебито до 10000 бухарцев, густые массы которых наш огонь косил, как траву. Наши потери всего 63 человека. Всего в этом деле против 2000 русских действовало 35000 войск эмира. Потрясенный эмир запросил аман. Бухара признала над собой протекторат России, уступила России Самарканд и все земли до Зарабулака.
В самый день решительной Зарабулакской битвы -- 2 июня -- в нашем тылу предательски восстал Самарканд. К восставшим присоединились полчища воинственных горцев-шахрисябцев, и 50000 хищников атаковали цитадель, где засел геройский русский гарнизон (700 человек) майора Штемпеля. Шесть дней защиты Самарканда навсегда останутся блистательной страницей в летописях и традициях туркестанских войск. 7 июня вернувшийся из-под Зарабулака Кауфман выручил этих храбрецов и поступил с Самаркандом с примерной строгостью. Геройская стойкость гарнизона, отбившего яростные приступы 2 и 3 июня, повела к тому, что шахрисябцы, отчаявшись в успехе, уже 4-го числа ушли к себе в горы. Мы лишились 150 человек. Дальнейшие атаки самаркандцев отбивать стало легче. Кауфман в наказание (самаркандцы присягнули на подданство России и присягу эту нарушили) приказал сжечь город.
Одновременно с подчинением России Бухарского ханства вспыхнуло восстание дунган в китайском Туркестане. Анархия эта вызвала брожение в смежной части русского Семиречья, и дунганский султан стал вести себя вызывающе. В 1869 году генерал Колпаковский предпринял экспедицию в китайский Туркестан, а в 1871 году оккупировал Кульджу. Большую часть этой провинции Россия возвратила в 1874 году Китаю, после того как китайцы управились с восстанием.
В 1869 году произошло важное событие -- Россия утвердилась на восточном берегу Каспийского моря. В Красноводском заливе высадился генерал Столетов с отрядом в 1000 человек войск Кавказской армии. Таким образом, через полтораста лет возобновлена была попытка Бековича проникнуть в Среднюю Азию от Каспия. Тут мы столкнулись с новым храбрым и жестоким врагом -- туркменами, населявшими закаспийские степи и пустыни. Возведение нами в 1870 году Красноводска послужило для них поводом к неприязненным действиям. В 1871 году состоялась знаменитая рекогносцировка капитана Скобелева от Красноводска до Хивинского Сарыкамыша через пустыню Усть-Урт. Скобелев произвел маршрутную съемку Усть-Урта, пройдя 760 верст в 6 дней с охраной всего из шести джигитов. В 1874 году занятые нами на восточном берегу Каспия земли составили Закаспийский отдел, подчиненный Кавказскому военному округу.
Хивинский поход и покорение Коканда 1873 - 1876 годов

Одна лишь Хива до сих пор не изведала силы русского оружия. Считая себя защищенными пустыней, помня двукратную неудачу русских походов на их оазис, хивинцы не желали прекращать разбоев, грабежей и прибыльной работорговли. На все представления генерала Кауфмана хивинский хан либо не отвечал, либо отвечал дерзостями, считая, что "белые рубахи" до Хивы не дойдут.
Тогда в конце зимы 1873 года было решено предпринять на Хиву поход четырьмя отрядами с трех сторон: со стороны Туркестана -- Кауфман с 6000 человек при 18 орудиях, со стороны Оренбурга -- генерал Веревкин с 3500 человек при 8 орудиях и со стороны Каспийского моря два отряда -- Мангышлакский полковника Ломакина с 3000 человек и 8 орудиями и Красноводский полковника Маркозова {241} с 2000 человек и 10 орудиями -- оба из войск Кавказского округа. По соединении всех отрядов у Хивы все эти силы, до сих пор в Туркестане неслыханные (до 15000 бойцов при 44 орудиях), должны были поступить под команду Кауфмана.
Веревкин, которому надлежало идти по наиболее длинному маршруту, уже в половине февраля тронулся небольшими переходами с Эмбы на Аму-Дарью северокаспийскими степями. Туркестанский отряд (колонны Кауфмана и Головачева) выступил 13 марта. Закаспийский и Красноводский -- в половине марта, а Мангышлакский -- в половине апреля.
Туркестанскому отряду, выступившему из Джизака, пришлось вынести всю тяжесть континентального климата -- сперва резкий холод, затем в апреле ужасный зной. С половины апреля пришлось идти по безводной пустыне, запасы воды вышли, люди стали умирать, и, когда отряд 21 апреля пришел в урочище Адам-Крылган (что значит "погибель человека"), гибель его казалась неизбежной. Случайяо открытые колодцы спасли войска, и Кауфман непреклонно шел вперед. 12 мая он вышел на Аму-Дарью, дал войскам отдых и направился к Хиве.
Двум закаспийским отрядам приходилось преодолеть 700-верстную пустыню Усть-Урт с ее песчаными сыпучими барханами. Красноводскому отряду это оказалось не по силам, и он вынужден был вернуться, сослужив, однако, ту службу, что удержал своим движением наиболее воинственное из туркменских племен -- текинцев.
Мангышлакский отряд (где начальником штаба был подполковник Скобелев) перешел Усть-Урт в пятидесятиградусный зной, имея частые стычки с хивинцами и туркменами, и 18 мая близ Мангыта соединился с Оренбургским отрядом генерала Веревкина. 20-го числа Веревкин и Ломакин {242} имели здесь упорный бой с хивинцами, положив их до 3000, а 26-го подошли к Хиве, куда затем прибыл и Туркестанский отряд Кауфмана.
28 мая начался штурм города, и 29-го решительная атака Скобелева завершила дело. Вслед за Кокандом и Бухарой покорилась и Хива. Хивинский хан признал себя "покорным слугой" русского Царя, освободил всех невольников в пределах своей страны и уступил России все земли на правом берегу Аму-Дарьи, где к вассальному отныне ханству был приставлен русский часовой -- форт Петроалександровск.
Раньше, чем вернуться в Туркестан, Кауфман предпринял карательную экспедицию на туркмен-йомудов и покорил их, положив в делах 14 и 15 июня свыше 2000 человек. В этом деле было уничтожено как раз то племя, что вырезало отряд Бековича.
Этот Хивинский поход был самым трудным из всех многотрудных туркестанских походов. Безмерных лишений, которым подверглись здесь роты линейных батальонов и кавказских полков, не выдержала бы никакая армия в мире. Усть-Урт и Адам-Крылган -- такая же победа над самой природой, как Муттенская долина и Траянов перевал. Военные и политические дарования генерала Кауфмана выявились еще раз в полном своем размере. А по рядам линейцев и казаков передавалось имя героя этой экспедиции -- молодого, безупречно щеголеватого 30-летнего полковника Генерального штаба, отчаянной отваге и невозмутимой решительности которого изумлялись все. Через четыре года имя это знала вся Россия.
Подчиняя своему влиянию среднеазиатские государства, Россия оставляла этим ханствам полную внутреннюю самостоятельность, требуя лишь признания своего протектората, уступки некоторых важных в стратегическом отношении областей и пунктов и прекращения работорговли.
От этой умеренной линии поведения пришлось, однако, вскоре сделать отступление и показать зазнавшимся было азиатам, что великодушие -- не слабость. В 1875 году в одном из трех наших протекторатов, Коканде, вспыхнули беспорядки. Худояр -- хан кокандский бежал в Ташкент, а власть узурпировал бек Пулат, свирепый ненавистник России. В конце июля и начале августа 1875 года шайки кокандцев совершили ряд нападений на русские посты между Ходжентом и Ура-Тюбе, а 8 августа 15-тысячное скопище напало на Ходжент, но было отражено.
Энергичный Кауфман реагировал немедленно. Уже 11 августа генерал Головачев разбил 6000 кокандцев у Зюльфагара, а 12-го выступили из Ташкента и главные силы Кауфмана (4000 при 20 орудиях). Вся конница, 1000 шашек, была поручена полковнику Скобелеву.
Русские двинулись в ходжентском направлении. Пулат-хан с огромной армией (до 60000) поджидал русских у Махрама на Сыр-Дарье. 22 августа русские на походе отбили атаки скопищ кокандцев, а 24-го в генеральном сражении при Махраме нанесли сокрушительное поражение ко-кандской армии. Махрам -- удар стрелков в лоб врагу, конницы Скобелева -- в тыл. 3000 кокандцев положено на месте и взято 46 орудий. Наши потери всего 5 убитых и 8 раненых. Дорога на Коканд, столицу ханства, была открыта. 26-го, после дневки у Махрама, Кауфман выступил туда и 29 августа овладел Кокандом без боя.
Остатки разбитых кокандских войск собрались на востоке ханства -- у Маргелана и Оша. Их возглавил Абдуррахман Автобачи. Кауфман двинулся на Маргелан, открывший ему ворота. Абдуррахман бежал, бросив свой лагерь, а его войско было рассеяно нагнавшим его Скобелевым. Коканд уступил России земли по правому берегу Нарыма, составившие Наманганский округ. "Нарым" -- не что иное, как среднее течение реки Сыр-Дарьи (в верхнем своем течении именующейся также Тарагаем). Не смешивать с "Нарымским краем" в Сибири.
Лишь только русские покинули пределы ханства, как в сентябре все оно опять было охвачено восстанием. Пулат-хан и Абдуррахман провозгласили в Андижане "газават" -- священную войну и в несколько дней собрали до 70000 приверженцев. Генерал Кауфман двинул под Андижан отряд генерала Троцкого. Подойдя к Андижану, генерал Троцкий 1 октября предпринял штурм, отличавшийся невероятным ожесточением. Пощады здесь никому не было дано, фанатики ее и не просили. Андижан был разгромлен артиллерией, пехота и казаки добили врага. Наши потери всего 5 офицеров и 58 нижних чинов. Повстанцев перебито до 4000.
В результате андижанского штурма Коканд казался замиренным. Русские его эвакуировали, и в декабре вспыхнул новый мятеж. Ликвидировать этот взрыв -- третий за полгода -- было поручено начальнику Намангаиского округа, только что произведенному в генералы Скобелеву. Скобелев устремился на Пулат-хана, засевшего в Маргелане, во вынужден был возвратиться: в тылу у него восстал Намангаи. Этот город был сожжен, и мятеж пресечен в зародыше. Затем Скобелев возобновил свою экспедицию. 31 декабря он разгромил 20000 кокандцев при Балыкчанских завалах, а 4 января 1876 года георгиевские рожки линейных батальонов вторично протрубили приступ Андижана.
На этот раз ханство было усмирено окончательно, Ош и Маргелан изъявили покорность. 28 января сдался Абдуррахман. Пулат-хан пойман и за зверства над русскими пленниками повешен. 12 февраля Коканд взят, и последний хан кокандский Наср-Эддин выслан в Россию. Коканд-ское ханство перестало существовать и присоединено Скобелевым к России под наименованием Ферганской области.

Ахал-Текинские походы 1877 - 1881 годов

Туркменские степи огромным клином вдавались в наши среднеазиатские владения, разделяя Закаспийский край и Туркестан и пересекая все наши караванные пути, так что сообщения между Красноводском и Ташкентом приходилось поддерживать через Оренбург. Из всех туркменских племен особенной свирепостью и воинственностью отличались текинцы, обитавшие в оазисах Ахал-Текинском и Мервском. Престиж этих чеченцев Средней Азии стоял высоко от Кабула до Тегерана.
Сразу же после нашей высадки и закладки Красноводска острые шашки текинцев воспротивились русскому продвижению в Закаспийский край. Владения их были трудно досягаемы -- от моря Ахал-Текинский оазис отделяли 500 верст безводной и пустынной степи. Покорение этого "осиного гнезда" было настоятельно необходимо и стало на очередь сейчас же по учреждении в 1874 году Закаспийской области. Однако трепетавшая перед Англией русская дипломатия, опасаясь того, "что могут подумать в Лондоне", настояла на полумере. Решено было лишь утвердиться на краю оазиса в урочище Кизил-Арват -- иными словами, осиное гнездо не уничтожить, а только потревожить.
Неудачная идея была еще неудачнее выполнена. Ходивший в 1877 году на Кизил-Арват генерал Ломакин не рассчитал средств снабжения и, заняв указанный район, должен был спешно ретироваться ввиду недостатка продовольствия. В 1878 году штаб Кавказского округа предписал генералу Ломакину предпринять "усиленную рекогносцировку" Ахал-Текинского оазиса. Это был большой психологический промах: движение крупного русского отряда туда и назад было истолковано как неудавшийся поход, и во всех окрестных землях стали говорить, что "текинцев никто не может победить -- даже русские".
Тогда в 1879 году в Тифлисе решили предпринять серьезную операцию. Для покорения Ахал-Текинского оазиса был назначен сборный отряд, куда вошли батальоны славных полков Кавказской гренадерской, 20-й и 21-й дивизий. Отряд этот -- силою до 10000 человек -- был вверен герою Карса генералу Лазареву.
Генерал Лазарев повторил ошибку Ломакина в 1877 году -- он пренебрег устройством продовольственной части и смог поэтому двинуть в поход в августе 1879 года лишь половину своего отряда. На пути к текинскому оплоту Геок-Тепе Лазарев скончался, и в командование вступил старший генерал Ломакин. При погребении Лазарева колеса пушки, производившей салют, рассыпались, что было всеми истолковано как дурное предзнаменование (вследствие чрезмерной сухости воздуха подобного рода аварии деревяннжс лафетов и повозок случались в этих местах часто). Этот последний (Ломакин) "к хаосу нерасчетливо сти добавил еще торопливость". 28 августа он подступил к стенам Геок-Тепе с 3000 усталых людей, с заморенными верблюдами и 12 орудиями, не пожелал выслушать депутации, хотевшей изъявить было покорность, штурмовал текинскую крепость, был отбит с уроном и поспешно отступил, едва не погубив всего отряда. Наш урон в этом упорном деле -- 27 офицеров и 418 нижних чинов, самый значительный за все туркестанские войны.
Эта неудача сильно поколебала престиж России на Востоке. "Белые рубахи" были побеждены! Хивинцы и персияне злорадствовали (им, впрочем, самим солоно приходилось от дерзких набегов текинцев). Еще более ликовали англичане, только что потерпевшие сами поражение от афганских войск. Мы стали получать множество обидных советов и наставлений о том, как следует воевать с текинцами -- от бухарского эмира, от хивинского хана, от пограничных персидских губернаторов. Эмир бухарский советовал идти на Геок-Тепе не менее как со стотысячной армией. Хивинский хан предлагал вообще отказаться от дальнейших предприятий против Геок-Тепе. Персияне заклинали не сходиться с текинцами врукопашную, "так как храбрее и сильнее текинцев нет никого на свете".
Командующим Закаспийским отрядом был назначен генерал Тергукасов. Он привел войска в порядок, подбодрил их, но вскоре сдал свою должность по болезни. Зимой 1879 года в Петербург поступали различные планы и проекты. План Тергукасова предусматривал, например, покорение Ахал-Текинского оазиса в 4,5 года при затрате 40 миллионов рублей. Штаб Кавказского округа тоже представил свой план, настаивая на назначении кого-нибудь из "своих" генералов. Намечались всевозможные кандидатуры.
Но Государь не согласился ни с одним из этих проектов. Он уже наметил своего кандидата -- и вызвал к себе из Минска 37-летнего командира IV армейского корпуса генерал-лейтенанта Скобелева. Из Зимнего Дворца герой Плевны и Шейнова вышел полномочным начальником экспедиции и, садясь в вагон, послал из Петербурга в Закаспийский край по телеграфу свой первый лаконический приказ: "Подтянуться!"
С чувством глубокой грусти начинаем мы описание блестящего текинского похода Скобелева в 1880 -- 1881 годах -- последней кампании Белого Генерала. В первый и, увы, в последний раз он выступил здесь самостоятельным военачальником. Ловча была его Кинбурном, Шейново -- Рымпиком, Геок-Тепе стало его Прагой, а Требии ему не было дано...
Глазомером полководца, как и инстинктом государственного человека -- знатока Средней Азии, Скобелев сознавал необходимость и неизбежность занятия как Ахал-Текинского, так и Мервского оазисов. Но Министерство иностранных дел, страшась "дурного впечатления в Англии", настояло на ограничении экспедиции одним лишь Ахал-Текинским оазисом"
7 мая 1880 года Скобелев высадился у Чикишляра. За 4 версты от берега он спустил в море своего белого боевого коня, благополучно доплывшего. Рекогносцировав со своими ближайшими сотрудниками -- начальником штаба полковником Гродековым и капитаном 2-го ранга Макаровым -- побережье Михайловского залива, он выбрал место закладки и указал направление Закаспийской железной дороги, приказав немедленно же приступить к работам.
Силы текинцев исчислялись до 50000 (за оружие взялись от мала до велика), из коих до 10000 отличных конников. Огнестрельное оружие имелось у половины воинов (английские винтовки, захваченные русские и свои, старые самопалы огромного калибра, бившие с сошника на 2000 шагов). Острые шашки и кинжалы были у всех. На все войско имелась лишь одна пушка, что, впрочем, не беспокоило отважного и умного Тыкма-сердаря -- текинского главнокомандующего. Он положил полевых сражений не давать, а отсиживаться в крепости Геок-Тепе -- огромном квадрате в версту стороной, стены которой, толщиной в 3 сажени, не боялись огня русской артиллерии. При вылазках же и в рукопашных схватках бешеная отвага текинцев (надвигавших папахи на глаза и бросавшихся очертя голову в сечу) и их мастерское умение владеть оружием должно было вместе с огромным численным превосходством дать им победу, как в прошлом, 1879 году. Кроме того, текинцы были уверены, что русские, как и в предыдущие кампании, в конце концов должны будут отступить по недостатку продовольствия.
Организуя свой отряд, Скобелев принял известную "туркестанскую пропорцию" -- русская рота равна 1000 неприятелей. У него было 46 рот, а главное -- кавказских войск (полков 19-й и 21-й дивизий) и 11 эскадронов и сотен -- всего 8000 штыков и шашек. В продолжение всей кампании счет велся Скобелевым исключительно на роты, а не на батальоны, как то имело место обычно. На этот отряд Скобелев потребовал 84 орудия -- по 8 орудий на тысячу бойцов, что вдвое превышало обычную норму и показывало значение, которое Белый Генерал уделял огню.
Сюда, в Закаспийский край, Скобелев вытребовал все новинки военной техники -- пулеметы, оптическую и электрическую сигнализацию, узкоколейки Дековилля, аэростаты, холодильники, опреснители. Он не пренебрегал никаким средством, которое могло бы хоть сколько-нибудь сберечь силы солдата на походе и кровь его в бою (мы можем видеть всю разницу между открытым умом Скобелева и узким доктринерством Драгомирова -- разницу между полководцем Божьей милостью и рутинером военного дела).
Организация продовольственной части -- этой вечной до сих пор нашей ахиллесовой пяты -- всецело резюмируется лаконической директивой Скобелева: "Кормить до отвала и не жалеть того, что испортится". Довольствие войск сразу же стало великолепным и оставалось таким весь поход. Лихой рубака Хивинского похода, порывистый начальник конной партии Кокандской войны преобразился здесь в расчетливого, проникнутого сознанием ответственности полководца -- полководца, сочетающего с огненной душой холодный ум, никогда не делающего второго шага, не закрепив первого, подчиняющего быстроту и натиск первой воинской добродетели -- глазомеру.
В первую очередь Скобелев положил овладеть Кизил-Арватским районом и там создать базу для действий против Геок-Тепе. 23 мая Скобелев выступил из Чикишляра и 31-го занял Бами (в Кизил-Арватском оазисе). Оперативная база была таким образом одним -- но великолепно рассчитанным -- скачком вынесена на 400 верст вперед, и всего 100 верст отделяло русских от Геок-Тепе. Русские стали в Бами твердой ногой. Как раз в оазисе поспела посеянная текинцами пшеница, и обильная жатва обеспечила войска хлебом тут же, на месте. Скобелев знал, что делал, и приказал развести здесь огороды. Задача снабжения этим до чрезвычайности упрощалась, и Скобелев "заставил пустыню кормить экспедицию".
Разрешив продовольственный вопрос, заложив надежный фундамент под здание экспедиции, Скобелев перешел к следующему этапу -- разведке противника, "чтобы не быть в потемках" (с текинцами до сих пор ему не приходилось воевать). С этой целью он решил предпринять разведывательный набег на Геок-Тепе, нарочно взяв крошечный отряд, чтобы не повторить психологической ошибки, допущенной Ломакиным в 1878 году.
1 июля отряд выступил и 8-го благополучно возвратился в Вами. Разведка удалась блестяще. Скобелев взял с собой 700 человек с 8 орудиями и 2 пулеметами. Дойдя до Геок-Тепе, он обошел крепость с музыкой со всех сторон и отразил с самым незначительным для нас уроном натиск текинцев.
Осенью Скобелев оборудовал вспомогательную базу на персидской территории (отклонив в то же время предложение персов нам помочь как не соответствовавшее достоинству России). Он все еще надеялся по занятии Геок-Тепе пойти на Мерв и покорить России весь край до афганской границы.
24 ноября, когда войска были всем обеспечены для зимней кампании, был объявлен поход под Геок-Тепе. С 24-го по 28-е русские трогались из Вами поэшелонно, и к половине декабря у Егян-Батыр-Калы в 10 верстах от текинской твердыни собралось уже 5000 бойцов при 47 орудиях. 11 декабря сюда прибыл из Туркестанского округа отряд полковника Куропаткина в составе 700 человек и 2 орудий. Посылка отряда Куропаткина имела большое моральное значение для племен Средней Азии, показав, что текинцы уже не в силах препятствовать сообщениям Туркестана с Закаспийским краем. Текинский поход еще более сблизил Скобелева с Куропаткиным: "С ним судьба породнила меня боевым братством со второго штурма Андижана, в траншеях Плевны и на высотах Балканских", -- писал Скобелев.
23 декабря началась осада Геок-Тепе, длившаяся 18 дней, энергично поведенная и сопровождавшаяся отчаянными вылазками текинцев и рядом жарких дел.
23 декабря у нас убит генерал Петрусевич.
28 декабря ночью текинцы внезапно ударили в шашки, ворвались в траншеи, изрубили 5 офицеров и 120 нижних чинов (почти все убиты, раненых лишь 30), захватили знамя Апшеронского батальона и 1 горную пушку.
29 декабря, при взятии контрапрошей, мы лишились 61 человека.
29-го по занятии Куропаткиным "Великокняжеской калы" (контрапрошей противника) были поведены минные работы, которым текинцы по незнанию не препятствовали.
30 декабря а во время вылазки потеряли 152 человека и еще 1 пушку. Текинцы увели с собой бомбардира Агафона Никитина (21-й артиллерийской бригады) и потребовали, чтобы он научил их обращаться с орудиями. Несмотря на нечеловеческие мучения и пытки, этот герой отказался и погиб. Но никогда не погибнет его имя! Текинцы так и не справились с трубкой, и стрельба их из захваченных орудий нам вреда не причиняла, так как снаряды не разрывались.
4 января при отбитии вылазки мы лишились опять 78 человек. Текинцы не имели понятия о минном деле и даже радовались, слыша шум работы. "Русские настолько глупы, что роют подземный ход, -- говорили они, -- когда они станут оттуда вылезать один за другим, мы их поодиночке и изрубим!"
Утром 12. января 1881 года по сигналу Скобелева была взорвана мина. Взрыв невероятной силы засыпал всю крепость и ошеломил текинцев. Войска ринулись на штурм и овладели текинским оплотом после жестокой схватки. Конница по пятам преследовала бегущие толпы, довершив их разгром. Наш урон на приступе -- 398 человек, текинцев погибло при взрыве, заколото на штурме и побито в преследовании до 8000 -- третья часть защитников Геок-Тепе. Апшеронцы отбили свое знамя.
Ахал-Текинский оазис смирился. Тыкма-сердарь и уцелевшие старшины присягнули на подданство России и были отправлены депутацией к Государю, милостиво их принявшему. С ними обошлись ласково. "Текинцы такие молодцы, -- говорил про них Скобелев, -- что свести несколько сотен такой кавалерии под Вену -- не последнее дело". Занятием в феврале Асхабадского округа кампания закончилась. Скобелев получил георгиевскую звезду. Недолго ему довелось ее носить...

В 1882 - 1884 годах под руководством генерала Анненкова была сооружена Закаспийская железная дорога от Красноводска на Мерв. 1 января 1884 года жители Мерва сами присягнули на русское подданство. Но наша дипломатия, опять сробев, затянула дело с переходом в русское подданство окраин Мервского оазиса на границе с Афганистаном, "дабы не вызывать осложнений с Англией" (окраинные эти ханства сами между тем просились к России!). Робость эта, как всегда, принесла обратные результаты. Видя колебание России, афганский эмир, подстрекаемый Англией, наложил на эти земли свою руку. Это имело следствием острый и затяжной двухлетний конфликт с Афганистаном и Англией.
Чувствуя за собой могучую поддержку, афганцы стали вести себя с каждым месяцем все более вызывающе и дерзко. Заносчивость эта сделалась в конце концов нестерпимой, и 18 марта 1885 года начальник Закаспийской области генерал Комаров нанес афганцам на реке Кушка при Таш-Кепри сокрушительное поражение и прогнал их за их границу. У Комарова было 1800 человек и 4 орудия. Афганцев было 4700 отборных воинов (афганцы дважды побеждали англичан -- в 1841 и 1879 годах). Мы лишились 9 убитых и 45 раненых и контуженых, афганцев перебито свыше 1000 и взяты все бывшие у них 8 орудий и 2 знамени. Это было единственное военное действие в правление Царя-Миротворца.
Англия стала угрожать нам войной и потребовала третейского разбирательства. Но горчаковские времена прошли, и Александр III, умевший разговаривать с Европой, круто отвергнул английские домогательства, показав этим, что войны не страшится. В Лондоне немедленно же сбавили тон, и дело закончилось так, как того захотел Русский Царь!
От Индии Россию отныне стало отделять 150 верст афганских гор... В 90-х годах нами был предпринят ряд рекогносцировок и небольших походов в Памир (наиболее значительный - полковника Ионова). В этих экспедициях впервые проявили себя капитаны Корнилов и Юденич

Из доклада полковника генерального штаба Белинского военному министру об экономическом и торговом развитии в Средней Азии.
Сношения России со среднеазиатскими владениями, начавшиеся еще в XVI столетии, всегда вызывали со стороны русского правительства заботы о распространении активной торговли русских в этих странах с целью создать рынок для русских фабричных произведений и впоследствии для покупки сырых продуктов и об изыскании удобнейших путей для взаимных сношений.
Первые достоверные известия о движении русских через Усть-Урт относятся к XV столетию.
В 1605 году уральские казаки собрались в числе до тысячи человек, произвели набег на Хивинское ханство, прошли благополучно Усть-Урт и подошли к Ургенчу, но у этого пункта были поголовно истреблены хивинцами. Совершенно такая же участь постигла экспедицию Бековича-Черкасского, предпринявшего (поход) (Все слова, помещаемые в дальнейшем в скобках, в документах отсутствуют и принадлежат составителям.) по повелению Петра Великого в 1717 году. Хотя отряд состоял из 2200 человек, но тем не менее прошел через Усть-Урт с его северо-западного угла, через Балеули в Хивинское ханство, где также был истреблен поголовно. Несмотря на эти враждебные отношения, торговля с Хивою не прекращалась и велась через Астрахань и Мангишлак.

ЦГВИА, ф. 400, д. 38,1885, л. 10.

Из доклада правительственной экспедиции по исследованию направления Средне-азиатской железной дороги от 24 ноября 1878 года.

(Печатается частично. (Сост.))

... Петр Великий намеревался проложить торговый путь между западом и востоком через Россию.
Замыслы Бонапарта о походе в Индию в союзе с императором Павлом имели соображения, что только Россия по своему географическому положению и народному духу может это исполнить.
Мысль Петра выражена в наказе 14 февраля 1716 года князю Бековичу-Черкасскому:... 'осмотреть прилежно течение оной реки (Аму), тако же и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старый ток, к тому же прочие устья запереть, которые идут в Аральское море...
Отпустить купчину по Аму-Дарье реке в Индию, наказав, чтобы изъехал он ее пока суды могут итти"... На этом наказе Петр написал: 'Господам Сенату с лучшею ревностию сие дело, как наискоряя, отправить, понеже зело нужно".

ЦГВИА, ф ВУА д. 117 с, л. 9-13.

Обзор Туркестанского края в стратегическом отношении
...Перейдем к заветной мысли для России, завещанной еще Петром Великим, т. е. к открытию торговых, сношений с богатыми странами Средней Азии. Начиная с похода Петра к берегам Каспийского моря, до настоящего времени, постоянная мечта общественного мнения была-проложение пути в центр Азии и утверждение нашего влияния в Хиве и Бухаре...
...Задавшись идеею о необходимости торговли с Азиею, наше общественное мнение в продолжении слишком столетия ощупывало путь, по которому следует направить эти торговые сношения. Затраченные на эти изыскания сотня миллионов, к сожалению, еще не окупились...

Полковник Краевский.

ЦГВИА, ВУА, дело N 117/с, л. 1-8.

Из доклада полковника генерального штаба Глуховского в 1873 году военному министру Милютину о необходимости снаряжения экспедиции для исследования Арало-Каспийского бассейна.
Хивинское ханство, расположенное среди окружающих пустынь, в виде плодоносного оазиса на дельте самой громадной в Средней Азии р. Аму-Дарьи, протекающей по нескольким ханствам от снеговых вершин Болора и Индукуша до Аральского моря, всегда обращало на себя особенное внимание. Взоры всех восточных завоевателей постоянно устремлялись на Хиву. Наш великий император Петр 1 также не оставил этого ханства без внимания. Его занимали как природные богатства Средней Азии и Индии, так (и) ('и' вставлено составителями.) заведение с ним сношений и направление индийском торговли по древнему пути, ибо в древние времена торговля Индии с Европой производилась по Аму-Дарье. Плиний свидетельствует, что во времена Помпея было известно, что в семь дней от Инда прибывали в Бактриану на берега р. Икар, впадающей в Оксус, и что индийские товары, перевезенные оттуда по Каспийскому морю в Куру (Сучиз), могут быть перевозимы сухим путем в пять дней далее до (Фазис) р. Гиона, впадающей в (Евксинский Понт) Черное море. Петр I, получив сведение, что Аму-Дарья впадала прежде в Каспийское море и что даже имеется старое русло, по которому она текла, тогда же снарядил экспедицию в Хиву для подчинения ее своей власти и для направления вод Аму-Дарьи по ее старому руслу. К крайнему сожалению, эта экспедиция не удалась. Но, все-таки, еще в начале прошедшего столетия Петр I предугадал, что весь средне-азиатский вопрос заключается в Аму-Дарье. С тех пор прошло более полтора века, этот вопрос не только не уничтожился, но все более и более поднимался, чем ясно доказывается вся необыкновенная его важность. Хотя Россия для заведения сношений с Средней Азиею и начала свои действия с противуположной стороны, т. е. с Оренбурга, но, в конце концов, Россия приходит опять к тому же пункту, откуда великий император думал начать. Пространство между Каспийским морем и Аму-Дарьею и старое русло этой реки опять выдвигается на первый план. Занятие Красноводского залива, действия наших отрядов в Туркменских степях и хивинская экспедиция еще более указали на особенную важность арало-каспийского бассейна и безотлагательную необходимость решить, наконец, первостепенной важности вопрос о старом русле Аму-Дарьи, с которым связано не только будущее наших средне-азиатских владений, но также судьба всей Средней Азии.

А. Глуховской.

ЦГВИА, ф, 400, д. 8,1873 г., л. 74-81.

*) Примечание: В дополнение к помещенным выше документах составители считают не лишним привести некоторые сведения по этому разделу из литературных источников следущего характера: Автор Я. В. Ханыков в своей 'Пояснительной записке к карте Аральского моря и Хивинского ханства', изд. 1851 г. сообщает, что 'торговый путь в Россию с берегов Аму-Дарьи был проложен уже в VIII веке, подтверждением чему служат найденные у нас монеты разных приамударьинских городов'.

Исследователь Руссов в 'Путешествии купца Рукавкина в Хиву' сообщает, что в XIV в. в Нижнем Новгороде находилось, 'великое множество хивинцев и бухарцев', среди которых несомненно были и туркмены. По сообщению академика Бартольда, царь Иван Грозный в 1559 г. установил систематические сношения с хивинским и бухарским ханствами. В этом же году в Москву прибыли послы из Бухары, Балха и Ургенча. Очень возможно, что туркмены, тесно связанные с Бухарой и особенно с Ургенчем, принимали какое-то участие в этих посольствах.
По сообщению Руссова и Веселовского, в 1563 г. бухарский хан Искендер и хивинский хан Хаджи Мухаммед просили Ивана Грозного разрешить хивинским и бухарским купцам свободно торговать в Астрахани, Казани и в других русских городах. В 1566 г. ургенчский хан Азим вместе с другими азиатскими ханами получил от Ивана Грозного грамоту, разрешающую торговлю в России. Очень возможно, что туркмены не оставались в стороне от этой торговли, так как пути проходили через Туркменские степи. Посольства из Бухары и Хивы к русским царям повторялись в 1583, 1896 г. и других годах. К этим посольствам вероятно так или иначе имели какое-то отношение и туркмены.
По сообщению Ульяницкого, в 1616 г. ургенчский посол Ходжа Юсуф добился у царя Михаила Федоровича дальнейшей торговли в Астрахани и других поволжских городах.
В своих трудах Бартольд, Веселовский, Ильяницкий, Хохлов, киязь Халков подробно описывают посольство Ивана Хохлова в 1619-1620 г. г. в Хиву и Бухару и встречу его с туркменами.
Веселовский далее сообщает, что в 1622 г. ургенчский царевич Анган прибыл в Москву, к царю Михаилу Федоровичу с целью поступить к нему на службу. Он просил царя 'дать ратных людей, дабы навсегда остаться со всем владением или ханством в подданстве российском'. В это время Ургенч окружался немалым числом туркмен.
Посольства из Хивы и Бухары к русскому правительству повторялись в 1623 г., 1633 г, 1636 г., 1639 г., 1640 г., 1642 г., 1644 г., 1646 г. и т. д. почти каждый год.
В 1669 году русское посольство Пазухиных, пробыв 16 месяцев в Бухаре, обратно проследовало через Чарджуй, Мерв, Мешхед к Каспийскому морю, т. е. через всю центральную Туркмению.
В 1691 г. хивинское посольство просило Петра Первого построить крепость на восточном берегу Каспийского моря для торговли. По сообщению Ханыкова, Попова, Голоса, Залесова, Галкина и других, в 1700 г. хивинский хан Шах-Нияз через своего посла Достак Багадыра просил Петра Первого принять все Хивинское ханство в подданство России. Петр Первый удовлетворил эту просьбу. Об этом 'Московские ведомости' за апрель 1703 г. сообщали, что 'Хивинский хан прислал к Великому Государю посла своего, чтобы Великий Государь позволил его, хана, со всеми сущими под его владением, принять под свою царскую высокодержавную руку в вечное подданство, о чем державнейший наш Государь милостиво соизволил и посылает к нему, хивинскому хану, посла своего'. В это время туркмены в Хивинском ханстве играли не последнюю роль.
В 1714 году состоялась встреча Петра Первого с туркменом Хеджа Непесом по вопросу о повороте Аму-Дарьи в Каспийское море.
Влиятельный туркмен Ходжа Непес прибыл в. Петербург к Петру Первому с ходатайством повернуть из Хивы Аму-Дарью по старому руслу в Красноводский залив и через нее установить прямой торговый путь между Россией, Туркменией, Хивой, Бухарой, Индией. Результатом этого явилась посылка Петром Первым в Хиву экспедиции Бековича-Черкасского в 1717 году, состоящей из отряда в 2200 человек, встретившей содействие прибрежных туркмен, но коварно уничтоженной хивинским ханом.
В 1859 году хан хивинских юмудов Ата-Мурат, ведя борьбу с хивинскими ханами, домогался получить от нас помощь. Не получив ея, он успел сам овладеть почти всею северною частью ханства; но, не надеясь удержать Кунград в своих руках, предлагал этот город и устья Аму во власть русских. Получив отказ и потеряв впоследствии Кунград, Ата-Мурат не покидал старой своей надежды на овладение ханством и искал опять-таки помощи России.

Описание генералом Н. А. Терентьевым в 1875 году причин, вызвавших занятие Россией Красноводского залива.

В конце декабря 1868 года к г. Алисону, английскому послу в Тегеране, явились два депутата с просьбой о принятии их под покровительство Англии. Посол уклонился, однако-же от прямого ответа, под предлогом неимения на этот предмет, инструкций.
... Эти переговоры совпадали с переговорами соседних нам ханств, касательно составления мусульманской коалиции против нашествия христиан. Сведения о деятельной переписке, эмира с Алтышаром, Коканом, Шахрисябзем, Хивой и Афганистаном стекались со всех сторон; однако же коалиция на этот раз не состоялась, но за то ободрила Хиву к более решительным действиям. С весны 1869 года началась и активная роль этого ханства по отношению к России.
... Прокламации хана и его министров наводнили наши степи; хивинские эмиссары не скупились на обещания, а высланные ханом небольшие отряды, вырастали в воображении киргиз в огромные армии и поощряли их на всевозможные сумасбродства.
... В одной из перехваченных прокламаций, скрепленых печатью Магомед-Рахим-Хана, говорилось о том, что по договорам с Россией, границею ханства был сначала Урал, а потом Эмба и, что движение русских за Эмбу-есть нарушение договоров. 'Вы и все киргизския племена,-писал Хан, -единодушно согласились отделиться от неверных и решились поразить их мечем Ислама... об этом известно начальствующему у порога прибежища Ислама, поэтому посылаем вам войска с есаул баши Махмудом и Махрем-Худай-Назаром". Другими прокламациями, от имени только что названных эмиссаров, вызывались бии и старшины прибыть, 'ради котлов и детей их', в Хиву для совещаний в предстоящих действиях. Диван-беги (Диван-беги-главнокомандующий, он же заведует ирригацией, сборачпг зякета и 'онетным двором. Тогдашний Днван-беги был родом афганец, именем. Мад-Мурад. (Сноска в документе)), со своей стороны, также извещал, что скоро прибудут в помощь войска хана ..
... В апреле 1869 года, чиклинцы, получив известие, будто хивинекий отряд пришел на границу и требует биев и волостных к себе, захватили приказчика Ивана Бурнашова с двуми товарищами и вымененных ими на товар 1000 баранов. Имущество было разделено, а люди отвезены в Хиву. В мае шайка напала в 75 верстах от Уральского укрепления на проезжавших в Ташкент мастеровых инженерного ведомства, из которых убито 6, взято в плен 8.
...На Буканских горах, входящих в состав нашей территории, шайка из 80 человек, под предлогом зякета, собирала на урочище Ильяр дань с проходящих караванов, отбирала понравившиеся товары и, наконец, захватила с собой еврея Якуба Муши, с тремя верблюдами из его каравана и 2000 рублей деньгами. У Евграфа Кикина отняли весь товар на 9000 рублей серебром. Кроме этих купцов, пострадали еще: братья Быковские, Мустафа Адам-Оглы, Биджан-Жангах и бухарскиий купец Абдул-Хаким.
Не желая с первого же раза прибегать к крутым мерам, генерал-губернатор попытался вразумить Хиву путем дипломатических сношений. Письмом от 12 августа 1869 года было указано хану, что 1) к нашим киргизам и туркменам посылались от его имени возмутительные прокламации; 2) в пределы наши являлись посланные им чиновники с отрядами для поддержания беспокойств между нашими подданными; 3) несколько русских вывезено в Хиву, где и содержатся с его ведома и 4) мятежники и разбойники, бежавшие из русских пределов, находят у него гостеприимство и покровительство.
Вместе с тем, от хана требовали, чтобы подобные случаи более не повторялись и, чтобы с виновных в нарушении границы было взыскано.
Написано было 20 сентября новое письмо, требовавшее наказания грабителей, возвращения награбленного и освобождения всех, захваченных разбойниками, русских и бухарских подданных. В виде угрозы генерал-губернатор прибавил: 'если Ваше Высокостепенство не пожелаете исполнить моих справедливых требований, то в случае разрыва дружбы между нами, тяжело будет честным людям расплачиваться за разбойников".
Ни на то, ни на другое письмо ответа, однако-же не приходило, а нарочный, отправленный с этими письмами был в Хиве задержан и арестован.

Терентьев Н А. 'Россия и Англия в Средней Азии". Издан. 1875 г. С.-Петербург. Стр 84-93.

Отношение хивинского хана к занятию Россией Красноводского залива, по описанию генерала Н. А. Терентьева в 1875 г.
Высадка в Красноводске произвела в Хиве весьма сильное впечатление. Хан немедленно послал отряд конницы завалить все колодцы по дороге к Кызыл-Су; трупы собак послужили хивинцам готовым материалом для этой работы и множество колодцев со стороны Красноводска приведены в негодность; только один колодезь Сагжа пощажен был на время, но и там оставлен конный пикет, который должен был завалить колодезь только в случае появления русских. В самом городе устроена новая цитадель, в виде башни, и вооружена 20 орудиями. Главный проток Аму-Дарьи, Талдык, отведен в Айбугир и разветвлен на каналы с целью обмелить его и сделать непроходимым для наших судов. Близ мыса Урге выстроено укрепление, куда уже перевезены запасы из Хивы и Кунграда. Другое укрепление предположено было устроить на урочище Кара-Тамак. Прикочевавшие к Хиве наши киргизы освобождены были от налогов с тем однако, чтобы, в случае войны, они выступили по одному джигиту от каждых двух кибиток. Кроме того, для поддержания в киргизах уверенности в успехе, хан воспользовался прибытием какого-то турецкого эфенди и выдал его за посла, предлагающего Хиве союз и помощь Турции. Как аргумент в пользу этого, эфенди приводил необходимость расположить в свою пользу Персию, которая только потому не помогает ни афганцам, ни бухарцам, что они беспрерывно вторгаются в её пределы, забирают пленных и продают их в рабство.
Одновременно с этим в Хиву прибыл и бухарский посол с известием о покорении эмиром Гиссара и жестокой расправе его с жителями.
Все эти посольства поддерживали в хане самонадеянность, которая поколебалась только при известии о высадке в Красноводске н движении буканского отряда.
В начале 1870 года полковник Столетов произвел рекогносцировку больших Балхан. Она убедила его в выгодности перенесения стоянки большей части отряда в урочище Таш-Арват-Кала. Находясь там, в средоточии летнего местопребывания юмудского племени, отряд наш, по мнению полковника Столетова, мог одним своим присутствием прикрывать заливы Балханский и Красноводский и караванное движение от Балхан к Красноводску.
.Вслед за окончанием рекогносцировки больших Балхан, войска Красноводского отряда занимались инженерными постройками, долженствовавшими обратить простой лагерь у Муравьевской бухты в такое положение, чтобы он, с осуществлением предположенного перехода большей части войск к Балханам, удовлетворял условиям, требуемым от хорошего опорного пункта на морском берегу.
.К началу 1871 года вполне выяснилось враждебное к нам отношение хивинского хана. Вследствие этого, вопрос о действии против Хивы обсуждался в особом совещании министров, на котором было постановлено: еще выждать несколько с решительными действиями против нея, а тем временем, пользуясь пребыванием нашего отряда в Туркмении, изучить пути: 1) от Красноводска до Сарыкамыша, для определения возможности движения отряда в Хиву, если того потребуют обстоятельства и 2) к низовьям Атрека, для изучения приатрекской страны, которая скорее всего обеспечит нас перевозочными средствами для дальнейших походов. По окончании обеих рекогносцировок разрешено было очистить позицию у Балханских гор и сосредоточить отряд в Красноводске.
К маю 1871 года стало очевидным, что, вследствие противодействия хивинского хана, расчет на организацию правильного и безопасного караванного пути от восточного берега Каспия в Хиву и заведение торговых отношений с туркменами следует признать неудавшимися. Нур-Берды-хан ездил в Хиву, где обещал помогать текинцам в тех случаях, когда они станут нападать на русских; он же дал обещание возвратить верблюдов туркменам, служившим в нашем отряде, если они откочуют к колодцам Игды. Основываясь на этих обещаниях, текинцы объявили джафарбаям, что немедленно нападут и разграбят их аулы, если они надумают прикочевать в район расположения русского отряда. К этому времени главнокомандующий кавказскою армией пришел к заключению о необходимости очистить на восточном берегу все занятые нами пункты, ограничившись занятием одного Кра?сноводска, так как содержание войск в Михайловском заливе и в зависевших от последнего пунктах Мулла-Кары и Таш-Арват-Кала обходилось дорого и всегда было плохо обеспечено по причине отсутствия хороших морских перевозочных средств. Вместе с очищением названных пунктов предполагалось оставить в Красноводске только незначительный отряд из 2 рот пехоты, 1 сотни казаков, 3 запряженных и 6 незапряженных полевых орудий. Но, по представлению Столетова, выполнение такого предположения было оставлено до осени 1871 года.

.В начале сентября войска, назначенные на рекогносцировку к Сарыкамышу, были собраны в Мулла-Кары.
.Рекогносцировочный отряд состоял из 4 рот пехоты, 6 орудий и команды казаков. Движение началось 4 сентября эшелонами от Мулла-Кары на колодцы Гезли-Ата, Чагыл, Кум-Себшен и Узун-Кую к Сарыкамышу. По мере движения вперед, головным эшелоном у некоторых колодцев устраивались укрепления, которые занимались взводом пехоты и одним орудием и в которых складывалась часть довольствия. Укрепления эти имели целью поддерживать непрерывную связь рекогносцировочных частей с Мулла-Кары, давать возможность, с углублением в пустыню, уменьшать численность головного отряда и облегчать его от тяжестей. Такие укрепления были устроены в Гезли Ата, Чагыле, Кум-Себшене и Узун-Кую. Таким образом, от этого последнего колодца к Сарыкамышу двинулось всего 2,5 роты, 2 орудия и казаки, на 200 верблюдах.
Независимо от рекогносцирования главной дороги из Красноводска к Сарыкамышу, были делаемы уклонения от нея в стороны, преимущественно в тех видах, чтобы связать пункты, в первый раз посещаемые европейцами, с пунктами, более или менее известными уже из прежних путешествий.
Так, для связи с пунктами, указанными в путешествии Муравьева, проведено было движение от колодцев Кум-Себшен к кол. Дирин. От кол. Дахли лежат: на юго-запад кол. Кара-Иман, а на юго-восток Карышлы. Через эти колодцы шел путь Вамбери. К сожалению, дойти до них не могли, но к каждому из них пройдено по несколько верст, для того, чтобы судить об относительном положении их к известным уже колодцам. Наконец, рекогносцировка из Туара к Кульмугиру была предпринята с той целью, чтобы сообразить на месте, можно ли на берегу Карабугаза устроить базу для действий против Хивы.

Терентьев Н. А. 'Россия и Англия в Средней Азии", издан 1875 г., С.-Петербург, стр. 84-103.
Копия с рапорта начальника Мангишлакского отряда, начальнику Дагестанской области от 20 января 1872 года за N 24.

На прошлой неделе прибыл из Хивы из туркменских старейшиин Абальского рода (Абдальского. (Ред.)) Арчак Худай Назаров, пользующийся общим уважением и доверием, как между туркменами, так и между купцами, который привез письма от находящихся в Хиве наших пленных казаков и поселян (ничего особенного не заключающие) и сообщил следующие интересные известия о выдаче будто бы ханом наших пленных.
После движения Красноводского отряда к озеру Сары-Камыш и волнения между хивинскими юмудами (которые теперь, впрочем, совершенно успокоились и прекратили грабежи и разбой (Следует понимать как своеобразное сопротивление против деспотии хивинского хана. (Состав.))), хан, вполне уверенный, что русские скоро снова придут в самую Хиву, пришел в большое уныние, собрал старшин от всех живущих в Хиве племен и спрашивал их совета, что-ему делать, если русские придут в Хиву. Большинство старшин отозвалось, что безрассудно и думать о каком-либо сопротив?лении русским, что при первом появлении их все туркмены: чаудырцы, игдирцы, ходлинцы (Ходжинцы. (Ред)) и юмуды перейдут на сторону русских; сарты же, узбеки и каракалпаки, хотя и не прочь оказать русским сопротивление, но хан не имеет средств, чтобы обеспечить на долгое время продовольствием собранное из них войско, которое должно быть весьма значительно, чтобы поставить оное даже против самого слабого русского отряда.
Бывший на этом совещании один из туркменских старшин, Хаджи-Мамбет предложил хану пригласить на совещание нашего престарелого ишана, который поехал в Хиву за своим имуществом и семейством, с которым намерен летом отправиться в Мекку.
Когда ишан был призван к хану, у него был и Арчек, которого ишан взял с собой.
Хан принял ишана весьма милостиво, обнял его и попенял, что он до сих пор не был у него, что настоящий приезд его в Хиву особенно интересен, так как он только что вернулся из-за моря, был в Черкесии, представлялся великому князю наместнику кавказскому и государю императору, а как вслед затем, русские приходили к Хиве, то вероятно, ему известно что-нибудь о намерениях русских.
Ишан ответил хану, что с 1867 года он каждый год приезжал в Хиву и каждый раз много говорил с его диванбеком о том положении, которое следовало принять хану в отношении его могущественного соседа. Ему известно, что каждый раз хану докладывали о том, что он советовал ему, но хан смеялся над ним; ни разу до сих пор не приглашал его к себе, продолжал укрывать у себя и давать пристанище всем бежавшим ия России ворам, разбойникам и грабителям, покупать пленных и даже платить деньги и награждать за доставляемые ему головы русских и содранную с их голов кожу. Что же случилось такое теперь, что он, наконец, решился призвать его к себе.
'Хочу знать, что ты посоветуешь нам делать теперь. Твой отец был всегда лучший советник моего отца, надеюсь и ты дашь мне хороший совет".
Могу ли я дать тебе совет лучше твоего диванбека, которого одного только ты до сих пор и слушал. Поздно уже теперь.
'Многие десятки лег могущественный змей (дракон), могущий поглотить весь мир, лежал к нам хвостом; голова же его была далеко на западе за морем. Что же вы делали за это время Вы, едва заметная простым глазом, мошка, вы, пользуясь тем, что змей в величии своем, не обращал на вас никакого внимания, продолжали от времени до времени, как моль, точить перья на его хвосте и даже дерзнули держать в неволе его детей. Много слов за это время я бросил на воздух, чтобы вразумить вас тогда, но вы не хотели меня слушать. Теперь же, когда могучий гигант обратил к вам свою грозную пасть и, когда одного его дыхания достаточно, чтобы поглатить вас всех,-вы спрашиваете меня, что вам делать? Поздно уже. Продолжайте слушать своего диванбека". (Маградит хан Хивинский молодой человек лет 22, проводит все времч за соколиной охотой и в гареме, делами управляет диванбек, Мамед Мурат, большой фанатик (Сноска в документе).
Примечание редакции: Под Маградитханом разумеется Сеид-Мухаммед-Рахим (1865-1910).)
Арчек был свидетелем того глубокого впечатления, какое произвела на всех речь ишана. Хан приказал ему выдать всех русских пленных, чтобы он отвез их русским. Вслед за тем, Арчек выехал из Хивы и слышал от самого ишана, что он собирается скоро выехать оттуда с русскими пленными. Сам он, ишан, очень желает сдать их Мангишлакскому начальству, но хан уговаривает его отвезти их в Красноводск, так как оттуда приходил отряд и угрожает ему наибольшая опасность.
Пришедшие после Арчека из Хивы один байбуловец и один чегемовец, говорят, что будто бы они уже видели ишана выехавшим из Хивы и при нем четырех русских пленных, но едет ли ишан с ними на Красноводск или сюда, не знают.
Известие это, требующее еще подтверждения, во всяком случае наделало здесь много шума и между адаевцами и туркменами; большинство, повидимому, весьма рады этому.
При Арчеке же приезжал к хану посланник от бухарского эмира, который будто бы прислал хану ультиматум, чтобы тот освободил всех персидских и русских пленных, иначе он объявит ему войну.
С другой стороны, с Арка (Под 'Арка" подразумевается восточная сторона. (Ред.)) получены известия, что там объявлен какой-то новый почтовый налог, что многие недовольны этим; один из смещенных волостных правителей, Кутенах, удалился оттуда с 300 кибитками чиклинцев и китинцев, присылал к нашим баям и сердарам узнать, можно ли ему будет прикочевать на зиму на Мангишлак, но вслед за тем получено известие,, что он отбил у чиклинцев и китинцев, не хотевших следовать за ним, до 1000 лошадей и верблюдов, удалился с ними к стороне Хивы и находится теперь подле Барса-Кильмас.

Верно: За старшего адъютанта, подполковник Гродеков. Сверял помощник старшего адъютанта майор (не разборчиво).
ЦГВИА фонд 400, дело N 13, 1872 г. лл. 18-21.

Перевод с донесения Нур Мухамед ишана Мангишлакского начальнику Мангишлакского отряда.
Высокопочтенному полковнику Ломакину

Шаабана месяца 12 числа, с разрешения вашего (В конце октября прошлого года ишан заявил мне, что он чувствует что ему недолго осталось жить, поэтому желает поехать в Хиву, проститься там с детьми, благословить их и затем отправиться в Мекку, чтобы окончить там свои дни. (Сноска в документе)). я поехал в Хиву, куда и прибыл 15 числа, Рамазана. Остановился я в кочевьях туркмен Чаудырского рода, где находились почти все мои родственники. Отсюда три дня пути до г. Хивы, местопребывания хана. Поэтому там тотчас же распространился слух, дошедший до хана, что из Мангишлака прибыл Сары ишан (белокурый ишан), который перед тем был представлен великому князю наместнику Кавказскому и государю императору. Вследствие этого, хан приказал своему есаулу баши Махмуду, начальнику всех туркменских, чаудырских и каракалпакских племен, призвать к нему Сары Ишана и через 8 дней прибыл ко мне с этим приказанием посланный от присутствия хана. Получив это приказание, я взял с собой своего сына Кулмухамеда и поехал с ним к есаул баши Махмуду, у него мы переночевали, а на другой день поехали с ним в присутствие хана. Когда мы подъезжали к дому хана, хан увидел нас и сказал мне: 'Хош чельды, якши чельды (Не 'чельды', а 'гельды' т. е. пришел, прибыл (ред.)). Потом спросил меня: 'правда ли, что я был недавно в Дагестане и видел государя императора и брата его великого князя'. Я сказал: 'правда' и добавил, что государь император сказал всем нам, что рад нас видеть, а перед тем, когда я в числе прочих представлялся великому князю, он спрашивал меня, когда я заслужил медали, которые были на мне, и выразил, что он надеется, что я и впредь буду также хорошо служить.
После этого, хан спросил меня: 'правда ли, что русские войска двинулись к нашей стороне". Я сказал: 'правда", хан тогда сказал мне: 'ты человек старый, опытный, скажи мне: что ты думаешь об этом?" Я ответил: 'русские войска необычайно сильны и могучи, как раздраженный лев, и никто не может противостоять им. Я полагаю, что для вас будет самое лучшее, если вы выйдете с миром в этом деле". Хан ответил: 'я сам так думаю, но не знаю, примут ли русские моего посланника, если я пошлю его к ним с самыми мирными и дружественными предложениями". Я сказал: 'мне кажется, что великий государь император не отвергнет ваших добрых предложений'. После этого хан приказал своему есаул баши, чтобы он принял меня с сыном и хорошо угостил. На другой день утром, потребовал меня к себе дядя хана Амариль Омара, он спрашивал меня после, что и хан, и я ему ответил то же, что и хану.
Четыре дня спустя, Махтар и есаул баши хана объявили мне, 'что хан просит меня быть его посланником; и спрашивали, соглашусь ли я принять на себя это дело, я ответил, что с своей стороны готов сделать все, чтобы установить согласие между обеими сторонами, но только для этого необходимо, чтобы хан особо назначил от себя какого-нибудь почетного человека. Тогда хан и все его советники единогласно выбрали для этого, пользующегося большим и общим уважением всех хивинцев, главного хивинского ишана, Магомед-Алия, причем предложили нам взять с собой в помощь старших сыновей наших и дали нам, в особом запечатанном ящике, грамоту хана, для представления его высочеству великому князю наместнику, а также, на первый раз, одного пленного, причем хан объявил, что и всех остальных пленных он собрал в одном месте, чтобы освободить их.
Хан сначала предложил нам ехать на Красноводск, но потом некоторые из нас доложили хану, что они лучше знают и место, и людей, и начальника на Мангишлаке и потому просили позволить им следовать через Мангишлак, на что хан и согласился. Затем мы выехали. Зима, холод, снег и, главное, моя старость (85 лет) были причиной, что едва в месяц мы приехали сюда и увидели вас.

Письмо это за меня писал мой сын Кулмухамед, я же прикладываю свою именную печать. Ишан Нур Мухамед Бектурдыев.
Верно: За старшего адъютанта, подполковник Гродеков. Сверял: помощник старшего адъютанта, майор (неразборчиво).
ЦГВИА, ф. 400, д. N 13,1872 г., лл. 24-41.

Перевод с отзыва хивинского посольства начальнику Мангишлакского отряда
Высокопочтенному полковнику Ломакину.

Мы, ниже подписавшиеся, Мамед-Амин-Ишан, с сыном Юсуф-Максумом, Суфием Аннаклычем, Мулла Куманом, Кулмухамед Максумом с сыном последнего, Нур Мухамед Ишаном, назначены для посольства от великого хивинского хана к его императорскому высочеству великому князю Наместнику Кавказскому с тем
1. Чтобы установить мир и доброе согласие между русскими и хивинцами (в подлиннике написано: между двумя сторонами).
2. Возвратить всех пленных.
3. Открыть самую широкую караванную торговлю и
4. Вообще исполнять всегда в точности все повеления его высочества, а потом просим оказать нам возможное зависящее от вас содействие в нашем деле.

В удостоверение чего приложили именные свои печати и собственноручно подписались:
Мамед-Амин-Ишан, Нур Мухамед Ишан, Кулмухамед Максум, Юсуф Максум, Мулла Куман, Суфи Аннаклыч.

15 февраля 1872 г. форт Александровский.
Верно: За старшего адъютанта подполковник Гродеков.
Сверял: помощник старшего адъютанта, майор (неразборчиво).
ЦГВИА, ф. 400, д. 13, 1872г., лл. 24-41.

Записка кавказского наместника князя Михаила (Святополк-Мирского) от 17 февраля 1872 г. на имя государственного канцлера министра иностранных дел князя Горчакова.
По полученным из Красноводска частным сведениям, хивинский хан, вероятно, под сильным впечатлением произведенных ныне красноводским отрядом рекогносцировок, почти до самых хивинских пределов, намерен направить в Красноводск особое посольство, неизвестно, к начальнику ли отряда или к главному кавказскому начальству.
Хотя все дипломатические сношения с среднеазиатскими владетелями, а в том числе и с Хивой, возложены на туркестанское начальство, кавказскому же начальству воспрещены, но в настоящем случае, если бы означенное посольство действительно прибыло в Красноводск, казалось бы полезным и необходимым, хотя в виде исключения, допустить его до Тифлиса дабы принять по крайней мере, заявление хана о допущении свободного движения торговых караванов из Хивы к Каспийскому морю, заявление, с которым, вероятно, и едет посольство сообщить на этот предмет наши условия и выразить с нашей стороны настойчивое требование о немедленном возвращении находящихся в Хиве русских пленных, устранив, если признано будет нужным, всякие дальнейшие собственно дипломатические переговоры.
Но независимо от указаний по сему частному случаю, была бы необходима правильная постановка и общего вопроса о дипломатических сношениях с Хивой. Последние рекогносцировки ясно доказали, что со стороны Кавказа, а не со стороны Туркестана может преимущественно опасаться России Хива. Уже одим слух о том, что хан шлет послов в Красноводск, показывает, что именно с этой стороны ожидает он угрозы. Понятно, что при первобытном взгляде на международные отношения среднеазиатского владетеля, он будет несравненно более уступчив перед требованиями той власти, которая непосредственно в своих руках держит и готовою для него кару за ослушание. При таком по?ложении дела, казалось бы, более правильным и весьма полезным кавказскому же начальству предоставить полную мочь и всех вообще дипломатических с Хивой сношений.
По неимению в Красноводске сколько-нибудь удобных помещений, дано разрешение, в случае прибытия туда хивинского посольства, перевезти его в Баку; для направления же далее в Тифлис ожидается решение, хотя вышеизложенного частного вопроса по телеграфу.
На подлинном, собственной его императорского высочества рукой подписано: Михаил. 17 февраля 1872 г. С.-Петербург.

ЦГВИА, ф. 400, д. N19,1872 г., л. 2-3.

Копия с отношения государственного канцлера князя Горчакова его императорскому высочеству наместнику кавказскому от 29 февраля 1872 г. N 722.
Ввиду полученных частных сведений о том, что хивинский хан, встревоженный последней нашей рекогносцировкой, намерен отправить в Красноводск посланца, вашему императорскому высочеству благоугодно было возбудить общий вопрос о сношениях наших с Хивой.
Соображения, высказанные по этому поводу вашим высочеством, согласно со взглядом министерства иностранных дел, соседство Хивы с Красноводской станцией, в которой хивинский хан видит для себя постоянную угрозу, по всей вероятности много будет способствовать к достижению предложенной правительством цели, т. е. к установлению удовлетворительных отношений между ханством и нашими пограничными владениями,
В этих видах без сомнения гораздо удобнее предоставить дипломатические сношения с Хивой кавказскому начальству, тем более, что и главные торговые пути из Хивы направляются к восточному прибрежью Каспийского моря.
В конце 1870 года я имел уже честь препроводить к вашему императорскому высочеству всю прежнюю переписку, происходившую по хивинским делам между министерством иностранных дел и генерал-адъютантом фон-Кауфманом. Весьма желательно, чтобы и все последующие сношения с хивинским ханом происходили в том же духе и с соблюдением тех же условий и, чтобы вообще было сохранено единство в заявлениях и требованиях со стороны Кавказа и Туркестана.
Что же касается собственно до ожидаемого ныне приезда хивинского посланца, то я позволю себе высказать по этому поводу следующее мнение.
Из долголетнего опыта нам известно, что переговоры с подобными среднеазиатскими посланцами не приводят ни к какому положительному результату. Хивинский хан, находясь в полной уверенности, что мы не ограничимся рекогносцировкой минувшего года и не замедлим предпринять поход против него, очевидно желает выиграть время и прибегает к обыкновенной в таких случаях уловке, т. е. высылает посланца для переговоров.
Между тем, мы не имеем никакого основания давать веру обещаниям хана после длинного ряда враждебных против нас действий, начиная с того времени, когда он принял под свое покровительство разбойника Садыка, грабившего Сыр-Дарьинский почтовый тракт в 1867 году.
Вот почему, по мнению министерства иностранных дел, допущение посланца в Баку или Тифлис могло бы иметь только неблагоприятные последствия для будущих сношений с Хивой. Казалось бы, напротив, необходимым не упускать случая пока хан находится еще под свежим впечатлением, угрожавшей ему опасности. Для этого едва-ли не было бы лучше, если бы посланец был принят в Красноводске тамошним военным начальником, который объяснил бы ему: что Россия, не взирая на враждебный образ действий хана, вовсе не желает завоевания его владений, а вполне расположена установить с ним добрые соседственные отношения; но что для предания забвению прошлого и для вступления в дружественные переговоры, прежде всего необходимо, чтобы хан исполнил следующие требования наши:

1. Немедленно освободил всех русских пленных, находящихся в Хиве.

2. Отправил извинительное письмо к туркестанскому генерал-губернатору, которому в ответ на дружественные послания, неоднократно были даваемы из Хивы самые неприличные и дерзкие ответы.
3. Возвратил бы верблюдов, отогнанных у дружественных нам туркменов.
Немедленное исполнение этих требований докажет искренность намерений хана и посланцу должно быть заявлено, что если затем хивинский хан пожелает отправить нового посланца, то сей по?следний будет допущен до местопребывания наместника государя императора и можно будет войти с ним в ближайшие переговоры относительно устройства взаимных торговых и других сношений к обоюдной выгоде. Если бы, до получения приказании в этом смысле вашего императорского высочества посланец был уже перевезен в Баку, то вышеизложенные объявления могли бы быть ему сделаны тамошним начальством и затем посланец отправлен обратно на Красноводск.
Обо всем вышеизложенном я доводил до сведения государя императора и его величеству благоугодно было одобрить предположения министерства иностранных дел.

ЦГВИА, ф 400, д. N 13, 1878 г. л 6-8.

Копия с рапорта за отсутствием главнокомандующего кавказской армией помощнику его императорского высочества Начальника дагестанской области от 11 марта 1872 г. N 2001
В дополнение к телеграмме моей, от 7 сего марта, о прибытии в Александровский форт посольства от хивинского хана, имею честь донести, что 9 числа сего месяца я получил с курьером (Прибывшим через Красноводск (Сноска в документе)) от начальника Мангишлакского отрядча донесение о прибывшем посольстве. Полковник Ломакин доносит, что в начале февраля он получил достоверное сведение, что хивинское посольство, о котором за последнее время так много говорили в народе, следует на Мангишлак и прибыло уже в Александр Бай. Известие это с необычайной быстротой облетело степи, даже за Эмбой, и повсюду произвело глубокое впечатление. Масса народа рада этому посольству, сознавая, что этим может устраниться препятствие к восстановлению спокойствия и порядка в здешних степях.
В Александр Бае посольство было задержано дней десять праздником Курбан-Байрама, болезнью главного посланца хивинского, ишана (высшее духовное лицо) и буранами, так что только 25 февраля прибыло в Александровский форт. Туркмены и киргизы (Имеются в виду казаки (Состав.)) повсюду толпами выходили по дороге с приветствием к хивинскому ишану и находящемуся при посольстве Мангишлакскому ишану Нур Мухамеду Бектурдыеву, высокопочитаемым за их святую жизнь.

Посольство состоит из следующих лиц:
1. Главный посланец Магомед Амин, старший хивинский ишан, лет 45. Считаясь ишаном хана, он пользуется в Хиве большим почетом и уважением, по своей учености и святости, сам хан встает при его приближении и не позволяет себе при нем курить. Он женат на дочери Мангишлакского ишана, Нур Мухамеда, имеет в Хиве свою большую мечеть и самую обширную школу.
2. Кулмухамед Нур Мухамедов, лет 40, старший сын Мангишлакского ишана. Он до 1868 года кочевал с отцом у Кара-Бугаза и Александр Бая и за содействие отряду полковника Дандевиля в 1859 году получил от оренбургского генерал-губернатора медаль. В 1868 году вследствие неудовольствия с бывшим воинским начальником Александровского форта, майором Зелезиным, он удалился в свое родовое имение, находящееся в пределах хивинского ханства, где и оставался до настоящего времени. Его считают первым любимцем, другом и советником теперешнего хивинского хана.
3. Юсуп Максум, 25 лет, сын хивинского ишана, Магомед Амина.
4. Мулла Куман, из мечети, Магомед Амина.
5. Суфи Аннаклыч. Последователь учения Магомед Амина, любимейший ученик, взятый им перед выездом из Хивы, от святого места Султанвейс, в котором он находился безвыходно несколько лет.
Трое последних лиц не имеют в Хиве никакого официального значения и не отличаются никакими особенными качествами. Все пятеро посланцев-туркмены чаудырского рода, постоянно кочующего в Хиве.
При посольстве находится, как выше сказано, наш Мангишлакский ишан, Нур Мухамед Бектурдыев. Хотя он официально и отклоняет от себя всякое участие в этом посольстве, считая себя русским подданным и на нашей службе, но Магомед Амин, питая к нему глубокое уважение, как к своему тестю и старшему ишану, во всем его слушается и говорит только то, что скажет наш ишан.
При отзывах, от 29 февраля за N 1581 и 1582, я препроводил к начальнику окружного штаба и начальнику Кавказского горского управления копии с рапорта ко мне начальника Мангишлакского отряда за N 24, в коем заключаются сведения, полученные им из Хивы, о том, как ишану Нур Мухамеду удалось склонить хана к возвращению пленных, ишан вполне подтвердил сведения, изложенные в том рапорте и, в дополнение сведении в поданном теперь начальнику Мангишлакского отряда донесении, при сем в подлиннике с переводом представляемом объясняет, как он убедил хана и склонил его к отправлению настоящего посольства.
В октябре месяце прошлого года ишан Нур Мухамед поехал в Хиву, чтобы проститься с детьми и, затем отправиться в Мекку. В Хиве он весьма ловко воспользовался страхом, наведенным на хана, как со стороны Красноводска, так и Туркестана и убедил его, что только исполнением всех желаний и повелений его императорского высочества главнокомандующего кавказской армией, он может спасти себя. Ишан и не скрывает, хотя и не высказывает при прочих членах посольства, что хан и его диван-бек только из страха, а не по внутреннему убеждению готовы на всевозможные уступки.

Члены посольства сообщили полковнику Ломакину, что хан сначала приказал им следовать на Красноводск, но они доложили ему, что путь на Мангишлак им лучше известен, что путь на Красноводск не безопасен от мелких разбойничьих шаек из юмудов и теке, что на Мангишлаке они будут среди родственных им туркменских племен, тогда как кочующие подле Красноводска юмуды и теке им совершенно чужды и даже враждебны и, наконец, что Мангишлакское начальство им более из?вестно. Почему и просили разрешить им следовать на Мангишлак, на что хан и изъявил согласие, дал им при этом на дорогу 200 рублей, в особом запечатанном ящике грамоту хана для представления его высочеству и одного пленного. Хан сначала полагал возвратить с этим посольством более наших пленных, но диван-бек затруднился путевым довольствием их и сказал, что скоро они все будут возвращены и доставка их на Мангишлак весной будет и менее затруднительна и более безопасна.

В поданной начальнику Мангишлакского отряда бумаге, причем в подлиннике с переводом представляемой, члены посольства заявляют, что они назначены от великого хивинского хана для посольства к его императорскому высочеству великому князю наместнику кавказскому, с тем, чтобы:
1. Установить мир и доброе согласие между русскими и хивинцами.
2. Возвратить всех пленных.
3. Открыть самую широкую караванную торговлю и
4. Вообще всегда исполнять в точности все повеления его императорского высочества наместника кавказского.
При этом члены посольства сообщили, что хан просит, чтобы они удостоены были счастья лично представить его высочеству грамоту хана. Что заключается в этой грамоте,-они как говорят,-не знают, но полагают, что она дана в том же смысле, как и данное им поручение, изложенное в поданной ими полковнику Ломакину бумаге, так как и сам хан и его диван-бек и другие близкие к хану люди, неоднократно им говорили перед отъездом, что они готовы на всевозможные предложения и уступки, готовы всегда исполнять все желания и волю его императорского высочества наместника кавказского, возвратить всех пленных и покровительствовать торговле, лишь бы мир не был нарушен и установить доброе согласие. Посольство передало также, что хан убедительно просит в случае если его высочеству благоугодно будет принять, оно поскорее отправит его в Тифлис, дабы до наступления жары оно успело вернуться в Хиву и хан успел бы возвратить наших пленных. Но полагать надо, что хан не поэтому так торопился этим делом, а потому, что опасается с весной наступательных действий со стороны Туркестана и Красноводска.
Испрашивая разрешение вашего сиятельства на отправление хивинского посольства в Тифлис, имею честь доложить, что я полагал бы отправить с посольством и прибывшего с ним в Александррвский форт нашего Мангишлакского ишана, Нур Мухамеда Бектурдыева, если только он по своим преклонным летам (около 85 л.) в состоянии будет совершить эту поездку.
По полученному мною от командира Бакинского порта отзыву, назначенная в мое распоряжение шхуна 'Бухарец', не взирая на усиленные работы по исправлению ее подводной части, будет готова не ранее 15 числа сего месяца. Поэтому не признаете ли ваше сиятельство нужным сделать распоряжение, чтобы шхуна эта по изготовлении была немедленно отправлена в Петровск.
Равно имею честь покорнейше просить распоряжения вашего о высылке в Петровск для проезда посольства оттуда до Тифлиса необходимого числа почтовых экипажей, из коих хотя одного крытого и об ассигновании в мое распоряжение примерной суммы на содержание посольства, как в Александровском форте, так и в пути, оттуда до Петровска и от Петровска до Тифлиса. При этом имею честь доложить:
1. Что кроме шести человек посольства, считая в числе их и Мангишлакского ишана, при посольстве находятся еще 2 человека.
2. Начальником Мангишлакского отряда отведено для посольства приличное помещение и приготовлено все необходимое как для их довольствия, так и для содержания их лошадей.
3. По наведенным полковником Ломакиным частным справкам известно, что такому же хивинскому посольству, отправленному назад тому около 30 лет в Оренбург, отпускалось от нашего правительства: старшим членам по 2 рубля в сутки, прочим членам по 1 рублю, и состоящим при посольстве по 30 коп., но я полагал бы, что размер этих суточных в настоящее время должен быть несколько увеличен.
При этом имею честь представить:
1) донесение Мангишлакского ишана, НурМухамеда Бектурдыева к начальнику Мангишлакского отряда с переводом,
2) отзыв членов посольства к нему же с переводом,
3) показание возвратившегося из плена поселянина Дедюрина и
4) копию письма от наших пленных, оставшихся в Хиве, к полковнику Ломакину. Подлинный подписал генерал-адъютант князь Меликов. Верно: за старшего адъютанта подполковник Гродеков. Сверял помощник старшего адъютанта майор (неразборчиво).

ЦГВИА, фонд 400, дело N 13,1872 г, лл. 24-39.

Так совершилось покорение Средней Азии. То, что оказалось не по плечу гоплитам македонских фаланг Александра, было осуществлено степняками-линейцами оренбургских и западносибирских батальонов!
Ганжой здесь была Ак-Мечеть, Гунибом -- Геок-Тепе. Цицианов здесь именуется Перовским, Котляревский -- Колпаковским, Ермолов -- Черняевым, Воронцов -- Кауфманом, Барятинский -- Скобелевым.
Кавказская война -- дело трех поколений и четвертой части русской вооруженной силы. Противник на Кавказе был более могуществен и имел поддержку извне. Туркестанские походы -- дело одного поколения и гораздо меньших сил. Идейное же их сходство полное: суровая, непривычная природа -- там горы, здесь степи и пустыни, дикий, фанатизированный противник, лихие командиры, постоянное неравенство сил -- оттуда славная привычка не считать врагов.
Тактика в основе та же -- превосходство духа над материей. Методы несколько разнятся -- на них влияет природа, влияет и техника. Горная местность и гладкоствольные ружья делают главным оружием кавказской пехоты штык. Равнины с отличным обстрелом и скорострельные винтовки выдвигают в Туркестане на почетное место залповый огонь. Боевой порядок кавказской пехоты -- колонна в атаке, туркестанской -- ротное каре, неуязвимые, во все стороны ощетинившиеся кучки "белых рубах". "Русские прямо жгут людей издалека!", "Русский солдат плюет огнем!" -- в отчаянии говорят кокандцы и бухарцы, хивинцы и текинцы. Но дело здесь, как и на Кавказе, решает и завершает граненый символ воинского духа, которым туркестанская пехота владеет не хуже кавказской. В хивинском и текинском походах скреплено было боевое братство туркестанских и кавказских полков. От Хивы и Геок-Тепе оно с честью было пронесено сквозь огненные бури Лодзи и Варшавы, со славою вновь запечатлелось под Сарыкамышем и Эрзерумом.
За какие-нибудь тридцать лет из скромных, как бы забытых степных гарнизонных войск создались войска, в которых служить стало завидной честью. Войска, закаленные в тридцатилетней боевой школе, где каждая рота, каждый взвод решали российскую великодержавную задачу. Их было немного -- двадцать линейных батальонов, высоко державших свои знамена в покоренном ими для России краю, привыкших всегда встречать эти знамена громовым "Ура!". И это их "Ура!" неслось за горы и моря, за многие тысячи верст заставляло трепетать мировую державу -- Британскую империю, заставляло ее все время держать в полной боевой готовности двухсоттысячную англо-индийскую армию из страха перед теми двадцатью батальонами, доказавшими, что для них нет ничего невозможного.

Борьба с Бухарским и Хивинским ханствами

В декабре 1867 г . полковник Абрамов произвел рекогносцировку западной части Джизакского района, находившейся под контролем Бухарской администрации. Во время этой экспедиции русские сожгли селение Ухум, занятое бухарцами.
В марте 1868 г . большой по численности отряд майора O.K. Гриппенберга вновь подошел к Ухуму и разогнал стоявший в нем отряд воинов эмира. Положение в самом Бухарском ханстве к тому времени стало очень тяжелым. В Бухаре и Самарканде, как прежде в Ташкенте, сложились две группировки. Мусульманское духовенство и военная верхушка требовали от эмира Музаффара решительных действий против России, обвиняли его в малодушии и делали ставку на старшего сына эмира Абдул-Малика, по прозвищу Катта-тюра. Противоположную позицию занимало бухарское и самаркандское купечество, заинтересованное в экономических связях с Россией и требовавшее мирного урегулирования конфликта. Опираясь на многочисленных учеников религиозных школ, духовенство издало указ (фетву) о священной войне против русских.
В апреле 1868 г . возглавляемая эмиром многотысячная армия направилась к р. Зеравшан, оставив у себя в тылу Самарканд. Навстречу ей из Джулека двинулся русский отряд под командованием самого Кауфмана в составе 25 рот пехоты и 7 сотен казаков при 16 орудиях (всего 3500 чел.). Накануне столкновения русские получили неожиданного союзника. В Джизак прибыл отряд из 280 афганцев во главе с Искандер-ханом, внуком Дост-Мухаммеда.
Эти афганцы находились на службе у бухарского эмира, составляя гарнизон крепости Нур-Ата. Однако, местный бек вздумал задерживать им жалование. Оскорбленные воины взяли "в возмещение убытков" два крепостных орудия и ушли к русским, разгромив по пути те бухарские отряды, которые пытались их задержать. Впоследствии Искандер-хан получил от русского командования чин подполковника, орден св. Станислава 2-й ст. и место офицера в прославленном Лейб-гвардии гусарском полку. Прервалась его служба в России совершенно неожиданно и даже нелепо. В Петербурге, во время занятий в манеже командир императорского конвоя ударил по лицу адъютанта Искандер-хана Раидиля. Искандер немедленно вызвал обидчика на дуэль, был арестован и посажен на гауптвахту. После этого гордый афганец уехал на родину, где принял покровительство англичан. Все это, однако, было потом. В описываемое время Искандер-хан добровольно присоединился к войску Кауфмана и вместе с ним шел в бой против бухарцев.

1 мая 1868 г . русские вышли на северный берег Зеравшана и увидели за рекой вражеское воинство. Прибывший от бухарцев посол просил Кауфмана не начинать военных действий, но и отводить войска эмир тоже не спешил. Около трех часов дня бухарцы открыли огонь из пушек. В ответ заговорили русские батареи, под прикрытием которых пехота начала переправу. Пройдя сначала через реку по грудь в воде, а затем по топким рисовым полям, русские солдаты нанесли бухарцам удар одновременно во фронт и с обоих флангов. "Неприятель, -- вспоминал участник боя, -- не ждал наших штыков и прежде, чем мы сблизились на сто шагов, оставил 21 орудие и бежал, бросая по дороге не только оружие и патронные сумы, но даже одежду и сапоги, в которых бежать трудно". Конечно, русского офицера можно заподозрить в необъективности, но в данном случае он, видимо, красок не сгустил. Бухарский литератор и дипломат Ахмади Дониш с едкой насмешкой писал: "Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. Эмир, загрязнив штаны, тоже убежал. Никто не хотел воевать". Победа русского отряда была полной, причем с минимальными потерями: двое убитых. Остатки армии эмира отступили к Самарканду, но горожане закрыли перед ними ворота. Когда же к бывшей столице Тамерлана подошли русские войска, самаркандцы сдались.
К. Кауфман поблагодарил жителей от имени государя, а главному судье и духовному главе города кази-каляну вручил серебряную медаль. Из Самарканда 6 мая был выслан небольшой отряд майора фон Штемпеля, который захватил маленькую бухарскую крепость Челек у подножия Нуратинских гор.
11 мая Кауфман снарядил еще одну, более крупную экспедицию в составе 6 рот солдат и 2 сотен казаков при 4 орудиях под командованием полковника Абрамова. Этот отряд отправился к г. Ургуту, расположенному в 34 км юго-восточнее Самарканда.
12 мая отряд столкнулся под стенами города с большим бухарским войском, которому и нанес сокрушительное поражение. После этого солдаты Абрамова штурмом взяли город, частично рассеяв, частично истребив его гарнизон.
14 мая экспедиция вернулась в Самарканд.
17 мая русские заняли Катта-Курган, в 66 км Юго-Западнее Самарканда. Все эти успехи очень испугали правителей города Шахрисабза. Этот крупный ремесленный и торговый центр, родина великого воителя Тамерлана, не раз пытался сбросить власть бухарских эмиров. Теперь шахрисабзские беки решили, что с властью Бухары покончено, но необходимо избавиться от русских. Для этого они поддержали сына эмира Абдул-Малика.
27 мая 10 тысячное войско шахрисабзцев атаковало у кишлака Кара-Тюбе, недалеко от Самарканда, отряд полковника Абрамова (8 рот и 3 сотни казаков). Но было отброшено. Это столкновение ободрило эмира Музаффара, посчитавшего, что настало время для реванша.

2 июня 1868 г . на Зирабулакских высотах, между Катта-Курганом и Бухарой произошло решающее сражение эмирского войска с отрядом самого Кауфмана. Деморализованные прежними неудачами бухарцы действовали крайне нерешительно и вновь потерпели поражение. Дорога на Бухару была открыта, а сам Музаффар собирался бежать в Хорезм. Однако , Кауфман не мог атаковать эмирскую столицу, т.к. в тылу у него самого неожиданно возник очаг сопротивления. Отправляясь к Зирабулакским высотам, генерал-губернатор оставил в Самарканде очень небольшой гарнизон, состоявший из 4 рот 6-го линейного батальона, 1 роты саперов и 2 артиллерийских батарей под общим командованием майора Штемпеля. Кроме того, в городе находились нестроевые и больные солдаты 5-го и 9-го линейных батальонов, а также полковник Н. Н. Назаров, который из-за частых ссор с сослуживцами подал прошение об отставке, но уехать не успел. Всего русский отряд насчитывал 658 человек, среди которых был и видный художник-баталист В. В. Верещагин в чине прапорщика.
2 июня эту горстку русских воинов осадила 25 тысячная армия под началом Баба-бека, пришедшая из Шахрисабза. В союзе с шахрисабзцами выступил 15 тысячный отряд киргизов во главе с Адилем-Дахты, а также восставшие жители Самарканда, численность которых также достигала 15 тысяч. Таким образом, на каждого русского воина приходилось более 80 противников. Не имея сил удерживать весь город, гарнизон сразу же отступил в цитадель, располагавшуюся у его западной стены.
"Когда мы затворили за собой ворота, -- вспоминал участник событий штабс-капитан Черкасов, -- неприятель ворвался в город... Под звук зурн, бой барабанов, сливавшийся с дикими криками, неприятель быстро распространился по улицам города. Не прошло и часа времени, как уже все улицы были наполнены им и развевающиеся значки стали ясно видны для нас".
Толщина стен цитадели достигала в отдельных местах 12 метров и пробить ее нападавшие явно не могли. Слабым местом обороны были двое ворот: Бухарские в южной стене и Самаркандские в восточной. Боеприпасы и продовольствие у русского отряда имелись в количестве вполне достаточном для долгой обороны. Первую атаку осаждавшие произвели на Бухарские ворота, которые защищали 77 солдат под началом майора Альбедиля.
Шахрисабзцы трижды пытались выломать ворота и перебраться через стену, но каждый раз их отбивали метким ружейным огнем. Тяжелое ранение получил сам Альбедиль. Наконец, штурмующим удалось поджечь ворота. Одновременно враг наседал и у Самаркандских ворот, где держали оборону 30 солдат прапорщика Машина. Здесь нападавшие также подожгли ворота, попытались через них пройти внутрь, но солдаты выбили их штыками. В разгар боя на помощь защитникам Самаркандских ворот подоспел взвод 3-й роты под началом прапорщика Сидорова, составлявший мобильный резерв. Он помог отразить вражеский натиск, а затем стремительно бросился к Бухарским воротам и поддержал отряд Альбедиля.
Кроме ворот шахрисабзцы пытались проникнуть в цитадель через проломы в восточной стене. Поднимались они и непосредственно на стены, для чего пользовались железными крючьями, которые надевались непосредственно на руки и на ноги. Однако, везде нападавших встречал меткий огонь солдат. К вечеру атаки прекратились, но этот временный успех стоил русским дорого: было убито 20 рядовых и 2 офицера.
Утром 3 июня штурм возобновился. Оборону Бухарских ворот возглавил вместо Альбедиля подполковник Назаров, официально никакой должности не занимавший. Этот офицер имел репутацию человека храброго, но очень дерзкого, заносчивого, не признававшего никаких авторитетов, словом, "истинного туркестанца". Для ободрения солдат он приказал поставить у ворот свою походную кровать, подчеркивая, что и ночью не оставит позиции. Спать Назарову, однако, не пришлось.
В 8 ч. утра шахрисабзцы, сломав обгоревшие остатки ворот, разобрали сооруженную русскими баррикаду и захватили одну пушку. Солдаты бросились в штыки, причем впереди всех был В. Верещагин. После ожесточенной рукопашной схватки осаждающие отступили, но вскоре возобновили штурм на других направлениях.
Продолжались нападения и в течение двух последующих дней, причем он сочетались с постоянными обстрелами цитадели. Редевшему от вражеских пуль гарнизону приходилось не только отбивать атаки, но и тушить пожары, заваливать мешками с землей ворота делать вылазки за крепостные стены.
Только 8 июля к Самарканду вернулось войско Кауфмана, обратившее шахрисабзцев и киргизов в бегство. В течении 8-дневной обороны русские потеряли убитыми 49 человек (в т.ч. 3 офицеров), а ранеными 172 человек (5 офицеров).
В наказание за мятеж Кауфман отдал город на три дня на разграбление. "Несмотря на назначение многочисленных патрулей, -- вспоминал В. Верещагин, -- много темных дел совершилось в эти три дня". Кстати, именно оборона Самарканда вдохновила художника на одну из самых знаменитых его картин -- "Смертельно раненный" (1873 г.). Сам Верещагин описывал в своих мемуарах, как во время схватки за ворота солдат, сраженный пулей, "выпустил из рук ружье, схватился за грудь и побежал по площадке вкруговую, крича:
-- Ой, братцы, убили, ой, убили! Ой, смерть моя пришла!
Затем, рассказывал живописец, "бедняк ничего уже не слышал, он описал еще круг, пошатнулся, упал навзничь, умер, и его патроны пошли в мой запас".
Во время боев в Самарканде эмир Музаффар, испугавшись, что победа шахрисабзцев, поколеблет не только русскую власть, но и его собственную, разослал несколько ложных писем о том, что бухарское войско готовится к походу на Шахрисабз. Это обстоятельство, наряду с подходом сил Кауфмана, способствовало уходу осаждавших из Самарканда.
В июне 1868 г. к русскому командованию прибыл посол эмира Мусса-бек и между Россией и Бухарой был заключен договор. Бухарцы официально признали вхождение Ходжента, Ура-Тюбе и Джизака в состав Российской империи. Они обязались также выплатить 500 тыс. руб. контрибуции, причем для обеспечения исполнения этого пункта Самарканд и Катта-Курган подлежали временной оккупации русскими. Из вновь занятых территорий был организован Зеравшанский округ, начальником которого стал произведенный в генерал-майоры Абрамов.
Сын эмира Абдул-Малик бежал в Карши, где провозгласил себя ханом. Музаффар немедленно двинул туда свои войска и выгнал сына из города, но как только он вернулся в Бухару, непокорный отпрыск опять засел в Карши. Тогда Музаффар обратился за помощью к Абрамову, и тот направил под Карши свой отряд. Не дожидаясь битвы, Абдул-Малик вновь бежал, на этот раз в Индию, под защиту англичан. В Карши вступили русские войска, передавшие его затем представителям эмира. Все свидетельствовало о превращении Бухарского ханства в вассала Российской империи.
Явные успехи русской армии в Средней Азии вызвали новый приступ раздражения у правительства Великобритании. Министр иностранных дел лорд Кларендон обратился к русскому посланнику И. Ф. Бруннову с предложением о срочной выработке границы "нейтрального среднеазиатского пояса".
В начале 1869 г . по этому поводу начались переговоры, которые сразу же вскрыли серьезные разногласия между странами. Кларендон настаивал на проведении границы "по Аму-дарье в ее среднем течении, с тем, чтобы на меридиане Бухары она следовала строго на запад через всю Туркмению. Русские в ответ возражали, что такая черта пройдет всего лишь в 230 верстах от Самарканда, тогда как расстояние от нее до "передового английского поста с лишком вдвое больше". К тому же в английском варианте граница пересекала бы караванные пути из Бухары в Хорасан и другие провинции Северной Персии, что никак не устраивало русское купечество. Наконец, разгорелись споры о правах Афганистана, имевшего с Англией договор, на княжества между Гиндукушским хребтом и Аму-Дарьей. Русские дипломаты не без оснований полагали, что афганский эмир Шер-Али готовиться начать против Бухары большую войну. В английских правительственных кругах зрело убеждение, что русское продвижение в Средней Азии начинает по-настоящему угрожать их позициям в Иране даже в Индии. Дело закончилось заключением некоторых общих деклараций, причем Россия обещала не продвигать границу Бухарского ханства на юг в направлении Афганистана.

Между тем российские торговцы и промышленники все настойчивее высказывали пожелание о "прочном овладении" восточным побережьем Каспийского моря.
В апреле 1869 г. на заседании комитета Общества для содействия русской промышленности и торговле вспомнили даже идею Петра I о повороте Аму-Дарьи к Каспийскому морю.
В июне 1869 г. туркестанский генерал-губернатор обратился к военному министру Д. А. Милютину с письмом, в котором отмечал, что отношения с Бухарой приняли желательный для России характер и возникла возможность вновь обратиться к решению "красноводского вопроса". Военный министр, согласившись с доводами Кауфмана, в августе того же года предложил кавказскому наместнику начать подготовку к военной экспедиции.
В ноябре 1869 г. русский военный отряд под командованием полковника Н. Г. Столетова высадился на побережье Муравьевской бухты Красноводского залива. Эта мера вызвала сильнейшее неудовольствие иранского шаха Насреддина, считавшего, что туркмены-йомуды, кочевавшие вдоль рек Атрек и Гурган являются его подданными. Россия, однако, претензии персов отклонила. На Каспийском побережье было вновь отстроено Красноводское укрепление, а занятые русскими территории под названием Мангишлакского приставства подчинены Кавказской администрации. Все это разожгло волнения среди местного населения.
В середине марта 1870 г. возглавлявший приставство полковник Рукин отправился в разведывательную поездку, во время которой подвергся нападению "скопища" казахов и был убит вместе со всем конвоем (40 казаков). Вслед за этим казахи осадили Александровский форт, но были разгромлены прибывшими из Петровска кавказскими войсками. Вооруженные силы на Мангишлаке возглавил полковник граф Кутайсов. В конце апреля он нанес казахам целый ряд поражений, причем в боях особенно отличились воины Дагестанского конно-иррегулярного полка.
Для дальнейшего освоения территории под руководством Столетова был сформирован Красноводский отряд, подчинявшийся кавказскому военному начальству и включавший 5 рот пехоты (в основном 82-го Дагестанского пехотного полка), 1,5 сотни терских казаков, команду саперов и 16 орудий с прислугой. Главным опорным пунктом для него стало Михайловское укрепление, основанное на берегу ныне обмелевшего Михайловского залива. Еще одну крепость построили в 75 км. от побережья на урочище Маллакари. Меры оказались более чем своевременными.
20 октября 1870 г. туркмены-текинцы, подстрекаемые Хивой, совершили нападение на Михайловское укрепление, но были отбиты. В качестве ответной меры Н. Г. Столетов собрал у Маллакари отряд в 490 солдат и казаков, при 3 пушках, с которыми двинулся на восток. Пройдя более 200 км, он 10 декабря достиг Кизыл-Арвата, но противника не обнаружил и вернулся назад. В мае 1871 г. Столетов направил экспедицию во главе со штабс-ротмистром М. Д. Скобелевым (будущим героем русско-турецкой войны) вглубь материка. Целью всех этих мероприятий было не только "замирение" туркмен, но и разведка путей, подготовка к решительному наступлению на Хивинское ханство.

Во время войны России с Бухарским и Кокандским ханствами Хива по-прежнему предоставляла приют разбойникам, грабившим торговые караваны и всячески интриговала против России.
В 1870 г. Н. А. Крыжановский получил сообщение, что к хивинскому хану прибыл турецкий посол, предложил Мухаммед-Рахиму помощь в случае создания союза среднеазиатских государств. Многие военачальники призывали немедленно покончить с Хивой, но дипломаты были более осторожны. Директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел Стремоухов в своем письме к Крыжановскому прямо заявлял, что "военная демонстрация" преждевременна. В этих условиях командир Красноводского отряда Н. Г. Столетов и его помощник М. Д. Скобелев решили начать боевые действия на свой страх и риск. Узнав об их планах, в Красноводск для выяснения ситуации прибыл начальник штаба Кавказского военного округа генерал Свистунов. Опасаясь, что ему запретят воевать, Столетов попытался скрыть от начальства свои намерения и не пускал Свистунова к передовым постам. Дело кончилось скандалом.
В июне 1871 г. Столетов был отстранен от должности и едва не попал под суд, а командиром отряда стал подполковник В. И. Маркозов. Опала своевольного Столетова не означала, что правительство отказалось от намерения утвердить свою власть над Хивой. Осенью того же года Маркозов произвел глубокую рекогносцировку территорий по Атреку и к Сарыкамышу.
В начале сентября его отряд численностью в 625 солдат и казаков с 16 орудиями собрался в Маллакари. Когда туркмены отказались предоставить Маркозову необходимых для похода верблюдов, тот отнял их силой и, составив большой караван, двинулся по направлению к Сарыкамышу, основывая по пути укрепленные пункты.
Главной трудностью для экспедиции стала нехватка воды. Тем не менее, русским удалось достичь далекого колодца Декча и к началу ноября вернуться в Маллакари. После этого Маркозов распорядился перевести гарнизон Михайловского укрепления в селение Чикишляр на берегу Гассанкулийского залива, у впадения в него р. Атрек. Причина подобного перемещения заключалась в том, что по Атреку пролегал удобный путь на главный центр туркмен-текинцев Кизыл-Арват.
Летом 1872 г . началась еще одна, очень крупная экспедиция. Ее база располагалась в селении Билек, в 76 км восточнее Красноводска. Для обеспечения похода производились массовые реквизиции верблюдов у туркмен. Одна рота солдат была специально направлена к урочищу Бугдайли, известному своими водоемами, чтобы принимать верблюдов, собранных другой ротой на побережье. Мероприятие это едва не кончилось трагически. Само название "Бугдайли" происходит от туркменского слова "бугдай" -- пшеница. В дождливые весны там действительно возникают настоящие озера, которые могут быть использованы для водопоя скота. Однако, к июлю вода частично испаряется, частично уходит в почву и тогда надо копать глубокие колодцы. Русские солдаты вышли к Бугдайли в августе, да еще весна в тот год выдалась сухой. Воды обнаружить не удалось. Дело дошло до того, что солдаты пили собственную мочу. С большими потерями, не выполнив поставленной задачи, рота вернулась в Чекишляр.
Гораздо успешнее действовал отряд майора Мадчавариани, который добыл на Узбое более 500 верблюдов. Сам Маркозов выступил из Чекишляра во главе двух рот 80-го пехотного Кабардинского полка. После 12-дневного марша он достиг озера Топиатан в сухом русле Узбоя, где захватил караван, следовавший из Хивы на Атрек. Постепенно к Топиатану подтянулись и другие части Красноводского отряда.
К началу октября там сосредоточилось 9 рот пехоты и сотня казаков. Маркозов распорядился оставить 200 солдат (7-я рота Кабардинского полка) у колодца Джамал для строительства укрепления, а сам повел основные силы вверх по Узбою и, затем, на Кизыл-Арват.
25 октября русские добрались до Кизыл-Арвата, но выяснилось, что он оставлен туркменами.
Маркозов решил продолжить движение на юго-восток, но и здесь все селения пустовали. Отряд прошел Кодж, Кизыл-Чешме, Бами и наконец в селении Баурма обнаружил небольшую группу текинцев, которые немедленно вступили с русскими в перестрелку. В ответ Маркозов приказал "придавать огню все туркменские кибитки, которые только встретятся" и, одновременно, направил 5 рот под командованием полковника Клугена к колодцу Гяур и, затем, к Джамалу для "поднятия остальных войск". Когда отряд Клугена достиг Джамальского укрепления, то оказалось, что его осаждает около 2 тыс. туркмен и хивинских воинов. В произошедшей схватке туркмено-хивинское войско было разбито. Клуген с подкреплениями и припасами двинулся назад к Кизиол-Арвату, но по пути множество верблюдов пало, и пришлось сжечь 46 вьюков с сухарями.
Соединившись, отряды Маркозова и Клугена, направились через предгорную равнину Кюрендага по ущелью Аджи и далее по Атреку назад к Чекишляру, куда и прибыл 18 декабря. Переход был очень тяжелым. Верблюды обессилили до такой степени, что русским приходилось постоянно бросать грузы, а это приводило к уменьшению довольствия. Под конец похода к тому же начались дожди, и размытая глинистая почва еще больше затрудняло следование войск. Следует заметить, что весь прежний боевой опыт Маркозова был связан с Кавказом и он не знал, да и не мог знать многих специфических особенностей похода через пустыню. Собранный им экспедиционный отряд был довольно многочисленным: около 1700 человек. Для его обеспечения водой, продовольствием и боеприпасами требовалось такое большое количество верблюдов, найти которое было невозможно. Поэтому солдаты Маркозова навьючивали на верблюдов вдвое больше грузов, чем допустимо. Неудивительно, что из 1600 животных, имевшихся в начале похода, к возвращению в Чекишляр осталось лишь 635. Отряд совершал трудные переходы от колодца к колодцу, ожидая столкновения с противником, но туркмены отходили, не давая боя. Конечно, Маркозову удалось произвести детальную разведку местности, но многие его сослуживцы сомневались: следовало ли ради этого двигать по пустыни такое большое войско.
Тем не менее, Хивинское правительство расценило поход Красноводского отряда, как начало большой войны и стало собирать войска. Ситуация в бухарских землях также оставалась сложной. После того, как эмир подписал с русскими мир, шахрисабзские беки отказались подчиняться его власти. "Отпали" от Бухары и мелкие бекства в верховьях Зеравшана: Матча, Фальгар, Фан и др.
Весной 1870 г . туда были отправлены экспедиции под начальством генерал-майора Абрамова (550 солдат с 2 горными пушками) и полковника Деннета (203 чел.).
25 апреля 1870 г . первый отряд выступил из Самарканда, прошел более 200 км вверх по Зеравшану и достиг селения Обурдан. Туда же прибыл и отряд Деннета, но он шел из Ура-Тюбе, через горный Аучинский перевал. Соединившись, экспедиции Абрамова и Деннета вышли к селению Пальдорак, резиденции матчинского бека, который, узнав об их приближении, бежал. В конце мая Абрамов пошел дальше на восток, к ледникам Зеравшана, а Деннет -- на север, к перевалу Янги-Сабах. Пройдя перевал, отряд Деннета столкнулся с большим войском таджиков-матчинцев и киргизов, после чего вернулся на соединение с силами Абрамова. Затем русские снова двинулись на север, настигли противника и 9 июля 1870 г. разгромили его у северного выхода с Янги-Сабах. После этого они обследовали территории по рекам Ягноб и Фан-Дарья, у озера Искандер-куль, по названию которого вся экспедиция стала называться Искандер-кульской.
В том же 1870 г. новые земли были включены в состав Зеравшанского округа под названием "Нагорные Тюмени".
Между тем в Петербург поступали новые вести, что эмир Музаффар, несмотря на оказанную ему при Карши помощь, пытается сколотить союз против России, устанавливает контакты с афганским эмиром Шер-Али, ведет переговоры с Хивой и даже со своими недавними врагами шахрисабзскими беками.
Ситуация осложнялась тем, что из-за холодной и малоснежной зимы 1869-1870 гг. в ряде областей Бухарского ханства был неурожай. Из-за бескормицы начался падеж скота. "Шайки голодных бедняков, -- сообщал Кауфман, -- стали бродить по ханству, производя серьезные беспорядки. Фанатичное же духовенство всеми мерами подстрекало эмира против нас, указывая ему в один голос на важность утраченной в 1868 г. житницы (т.е. Самаркандского оазиса -- А. М.)".
Летом 1870 г . для предотвращения возможных выступлений Кауфман решил нанести удар шахрисабзским бекам. Поводом к началу боевых действий послужило то, что в Шахрисабзе нашел убежище некий Айдар-ходжа, который со своими сторонниками совершали набеги на границы Зеравшанского округа. Генерал Абрамов потребовал выдачи виновного, но получил отказ. Вскоре в Самарканде был сформирован экспедиционный отряд из 9 рот пехоты, 2,5 сотен казаков при 12 орудиях и 8 ракетных станках.
Он был разделен на две колонны, которые двинулись в поход с интервалом в 2 дня (7 и 9 августа) и 11 августа подошли под стены города Китаба в Шахрисабзском оазисе.
12 августа русские, заложив батареи, начали осаду этого пункта. Гарнизон Китаба насчитывал 8 тыс. чел ., и его укрепления были достаточно мощны.
14 августа , когда русские пушки пробили в городской стене брешь, руководивший осадой генерал Абрамов решился на штурм. Солдаты штурмовой колонны под началом полковника Михайловского одновременно ворвались в брешь и поднялись по приставным лестницам на стены. За ними последовала резервная колонна майора Полторацкого, солдаты которой подожгли городской склад сена. После ожесточенных уличных боев город был взят. В сражении погибло 600 защитников Китаба и 20 русских (1 офицер и 19 солдат). Желая подчеркнуть, что данный поход направлен только против мятежников, Абрамов передал управление Шахрисабзскими оазисом посланцам эмира.
Тем временем шахрисабзские военачальники Джура-бек и Баба-бек собрали 3-тысячное войско в Магианском бекстве. Против них выступили три роты пехоты и беки, не решившись на битву, отступили. Шахрисабзская экспедиция не только увенчалась победой, но под видом помощи продемонстрировала эмиру силу и мощь русской армии.
Еще один крупный успех был достигнут на границе киргизских племен и Западного Китая.
Летом 1871 г . отряд во главе с губернатором Семиречья Г. А. Колпаковским занял там земли Кульджинского ханства, возникшего в ходе восстания мусульман-дунган против китайской власти. Переход Кульджи в русские руки способствовал крупному дипломатическому успеху: заключению договора с правителем Кашгара Якуб-беком, тем самым, что воевал с русскими, будучи кокандским полководцем.
Прекрасно понимая с какой сильной державой он имеет дело, Якуб-бек вообще всячески избегал конфликтов с русскими.
Таким образом в 1868-1872 гг. российские вооруженные силы подавили очаги сопротивления в Бухарском ханстве, совершили далекие походы в горный Таджикистан и вглубь Туркменских земель.
Следующим этапом, по замыслу туркестанского командования должно было стать решительное наступление на Хивинское ханство, которое по-прежнему пыталось держаться по отношению к России независимо и даже вызывающе.

Последняя экспедиция
(Костин Б. А. 'Скобелев')

Занятие побережья Красноводского залива и установление протектората над Хивой и Бухарой привели к усилению влияния России на значительной территории Туркестана. С этим Англия не хотела мириться и стремилась всеми способами помешать его распространению на остальную территорию. В одном из своих писем Скобелев писал: "Близкое будущее докажет нам, я полагаю, что Англия предпримет в этом направлении (завоевание господства в Туркестане. -- Б. К.) ряд попыток и усилий, носящих вначале исключительно промышленный и торговый характер, но которые разовьются впоследствии в могущественную, угрожающую нашим границам наступательную силу". Предыстория событий на восточном берегу Каспия такова.
В ноябре 1878 года Англия начала военные действия против Афганистана. Россия, хотя и сохраняла нейтралитет в этой войне, воспользовалась ею для организации из Красноводска военной экспедиции в Ахал-Текинский оазис.
Еще задолго до этой экспедиции большинство туркмен добровольно приняли русское подданство. Однако самое большое из туркменских племен -- текинцы, руководимые верхушкой, получавшей военную помощь от Англии, оказало вооруженное сопротивление России. Феодалам удалось повести за собой подвластное им население.
На протяжении целых столетий даже хорошо оснащенные персидские войска никогда не осмеливались вступить в серьезную войну с текинцами, и можно понять радость пограничных правителей, когда в столкновении с какой-нибудь шайкой удавалось захватить нескольких пленных и доставить их в Тегеран.
В 1879 году трехтысячный отряд генерала Ломакина подошел к стенам крепости Геок-Тепе и начал ее штурм, но, понеся большие потери, был вынужден отступить. Известие о неудаче русских войск было встречено в Лондоне с восторгом. Английские власти в Индии и Афганистане получили депеши об усилении антирусской деятельности в Туркестане.
Поражение русских войск под Геок-Тепе могло иметь серьезные последствия, и поэтому, выступая на Государственном совете, Д. А. Милютин сказал, что без занятия этой позиции Кавказ и Туркестан будут разъединены, ибо остающийся между ними промежуток уже и теперь является театром английских военных происков, в будущем же может дать доступ английскому влиянию непосредственно к берегам Каспийского моря. Организацию новой экспедиции поручили Скобелеву.

Скобелев получил телеграмму с приказанием сдать корпус и на всем пути в Петербург пребывал в недоумении. Развеял его государь Александр II. Беседа шла с глазу на глаз, но содержание ее стало известно. Речь шла о задаче особой важности, где таланты военачальника должны сочетаться с мудростью политика. Скобелеву предстояло действовать самостоятельно, в отрыве от основных баз, и это вдвойне усиливало ответственность. Государь был осторожен и назвал срок завершения экспедиции -- четыре года. Из уст царя Скобелев узнал, что казна, подсчитав расходы, выделила сорок миллионов рублей. Ему даровалось право единолично решать, куда и на что тратить деньги. Завершая беседу, государь взял Скобелева под руку и стал прохаживаться с ним по залу, говоря, что на генерала отныне обращены взоры всей России, советовал не спешить. Когда прощался, спросил:
-- Есть ли какие просьбы? На это Скобелев ответил:
-- Прошу, Ваше Величество, об одном, чтобы в отряде моем не было корреспондентов.
Просьба Александру II показалась странной, он развел руками:
-- Ну что ж, пусть будет так.
Скобелев пришел с приема в свою петербургскую квартиру на Моховой и сразу же сел изучать имеющиеся сведения о предыдущей экспедиции. На следующий день его квартира превратилась в штаб. Выясняли причины неудачи, делали выводы, и в скором времени стало ясно, что и в Туркестане заведомо пренебрежительное отношение к противнику и упование на его слабость привели к столь плачевному результату. Характерной чертой Скобелева была доскональная подготовка к самому малому делу, и не потому, что он пытался усложнить простое, а потому, что чувство ответственности у него никогда не уступало места расчету на авось, неоднократно апробированному многими генералами, в том числе и его предшественником генералом Ломакиным.

"В нем все было наизнанку, наоборот бюрократической мертвенности, -- вспоминал современник. -- Он не мог слышать формализма без дела, без разума, без нужды... Вы могли у него спать и ничего не делать сколько угодно -- лишь бы дело у вас от этого сна и бездействия на страдало". Ознакомившись подробно с материалами, Скобелев пришел к выводу, что неудача экспедиции кроется в слабом материальном оснащении и в отсутствии должного снабжения. Представленный Скобелевым расчет был всеобъемлющ, а подбор помощников говорил о том, что он умеет ориентироваться в массе военных и знает истинную цену каждому.
Так, на должность начальника штаба он выбрал полковника Н. И. Гродекова, обладавшего замечательным трудолюбием, высокой штабной культурой и обширными знаниями географии, этнографии, истории Туркестана, жизни и быта ее народов, участника многих экспедиций и автора целого ряда научных трудов.
Войскам предстояло преодолеть Каспий. Россия какого-либо флота на море не имела. Скобелеву пришлось основательно поразмыслить, прежде чем в памяти высветилось имя человека, которому он мог доверить морскую часть экспедиции. Он вспомнил коварный Дунай, переправу русских войск.
Тогда, в июне, о моряках, сражавшихся на Дунае, ходили легенды, и довольно часто называли героя по фамилии Макаров. К слову сказать, покидал Болгарию Скобелев на судне, как ему показалось, непонятного типа, каковым оказался пассажирский пароход "Великий князь Константин", оборудованный для ведения боевых действий на море. Ему понравились распорядительность и энергия капитана с Георгиевским крестом в петлице кителя. Капитан представился: "Макаров".
И вот теперь, когда решался вопрос о том, кому поручить такой сложный участок, как осуществление морских перевозок, Скобелев решил предложить С. О. Макарову пост начальника морской части экспедиции. Будущий выдающийся флотоводец не колеблясь дал согласие.
От Красноводска отряду Скобелева предстояло преодолеть около пятисот верст по сыпучим пустынным пескам до Ашхабада. Дорог не существовало. И тогда Скобелев выдвинул идею строительства железной дороги, за которую с жадностью ухватились подрядчики, но, узнав о том, что контроль за отпущенными средствами будет осуществлять сам Скобелев, с поразительной быстротой отказались. Скобелев из прошлого опыта знал, что привлечение дельцов не ускорит пуск дороги, а наоборот, жажда наживы создаст дополнительные трудности в ее строительстве, и потому решил действовать самостоятельно.
"С прибытием Скобелева в Закаспийский край, -- вспоминал участник экспедиции Чанцев, -- все закипело иной жизнью, все пришло в движение, на всем стала видна мысль, цель, сознательная работа. Генерал вставал в 4 часа утра, являлся со своими адъютантами на кухни, когда ротные котлы только что начинали ставить на огонь, проверял сам мясо, крупу, пробовал хлеб, ночью неожиданно являлся в госпиталь, осматривал сторожевую службу".
В самом начале экспедиции Скобелев провозгласил: "Верблюды, верблюды и еще раз верблюды". Да, без этих "кораблей пустыни" невозможно было рассчитывать на успех в походе. Посланные во все концы отряды добыли необходимое количество животных. В семитысячном отряде к началу похода насчитывалось около шести тысяч верблюдов. По распоряжению Скобелева на пути до крепости Геок-Тепе создавались промежуточные укрепления и склады. Солдаты железнодорожного батальона и вольнонаемные рабочие строили полотно невиданными для того времени темпами -- одна с четвертью верста в день; прокладывались телеграфные линии. Вместе с русскими войсками в пустыню шла цивилизация.
В степной дикости красиво и быстро, яркими звездочками мигали гелиографические зеркала, беспрерывно передавая азбукой Морзе предписания и сообщения о ходе дел и донесения Скобелева в Россию.
Тщательная подготовка и обеспечение регулярного подвоза продовольствия и боеприпасов позволили отряду Скобелева к январю 1881 года приблизиться к Геок-Тепе. На все его предложения о прекращении войны текинцы отвечали отказом. Неприятель нападал на караваны, нарушал связь, совершал вылазки.
11 января Скобелев отдал распоряжение на штурм и утром 12-го возглавил его. Текинцы сражались с фанатичным упорством. Несмотря на их огромное количественное преимущество (за стенами крепости укрылось около двадцати шести тысяч человек, по другим сведениям -- сорок пять тысяч человек), регулярные войска, обладавшие значительным военно-техническим превосходством, овладели крепостью.
К удивлению ожидавших расправы туркмен, грозный начальник приказал русским солдатам собрать раненых, и русские врачи приступили к их перевязке и лечению. Но особенно поразило текинцев объявление о передаче городу продовольствия.
Как всякий русский человек, Скобелев исключал мысль о человеконенавистничестве.

-- Из рабов мы стараемся сделать людей, -- говорил генерал. -- Это поважнее всех наших побед.
В телеграмме, направленной Александром II, главнокомандующему Кавказской армией великому князю Михаилу Николаевичу от 14 января 1881 года говорилось: "Благодарю Бога за дарованную нам полную победу. Ты поймешь Мою радость. Спасибо за все твои распоряжения, увенчавшиеся столь важным для нас результатом. Передай Мое сердечное спасибо всем нашим молодцам: они вполне оправдали Мои надежды. Генерал-адъютанта Скобелева произвожу в полные генералы и дал Георгия II степени. Прикажи поспешить представлением к наградам".

14 января 1881 года указом императора Скобелев был произведен в чин генерала от инфантерии и награжден орденом св. Георгия II степени.
К весне 1881 года текинцы прекратили всякое сопротивление. Следом за Геок-Тепе пали Денгиль-Тепе и Ашхабад, который тогда представлял собой бедный аул с двумя тысячами жителей. Скобелев выполнил возложенную на него задачу с огромной пользой для России. На экспедицию понадобилось девять месяцев, тринадцать миллионов рублей, и обошлась она сравнительно небольшими потерями -- четыреста человек. По рельсам Закаспийской железной дороги мчались доставленные флотилией С. О. Макарова железные кони, вызывая любопытство у туркмен и злобу у англичан. Присоединением Ахал-Текинского оазиса Россия прочно утвердилась в Туркестане и окончательно лишила Англию надежд на выход к водам Каспия.
В конце мая 1881 года Скобелев прибыл в Петербург. Столица жила под впечатлением недавних событий -- покушения на императора и его смерти от руки народовольцев. Официальные сообщения о трагедии дополнили подробные рассказы родственников. Но, слушая их, Скобелев невольно ловил себя на мысли, что вместе с уходом из жизни Александра II внезапно оборвалось взаимопонимание в верхах, которое он, можно сказать, завоевал. По сложившемуся мнению, Александр II все же любил Скобелева, хотя иногда прилюдно и распекал как мальчишку. Предположительно и то, что царь ненавязчиво опекал "белого генерала" в той обстановке кривотолков, породивших почти полнейшее отсутствие в прессе вестей о ходе экспедиции. Мучительный вопрос: как сложатся отношения с сыном покойного императора? -- долго не покидал Скобелева.
...Барон Н. Врангель вспоминал, что Скобелев Александра III "презирал и ненавидел". Так ли это? И если так, то где источник этой ненависти? Может быть, неприязнь возникла на Балканской войне, когда до наследника доходили весьма нелестные отзывы Скобелева о его военном даровании?
-- А какова у вас, генерал, была дисциплина в отряде? -- спросил Александр III Скобелева, вместо того чтобы узнать подробности экспедиции. Кому же, как не царю, было знать о дисциплине и демократичности Скобелева? Князь Долгоруков произнес фразу, подлившую масла в огонь неприязни:
-- Это было словно возвращение Бонапарта из Египта.
Чувствуя холодное отношение к себе официального Петербурга, Скобелев испрашивает отпуск и уезжает в Спасское.
...Его память возвращалась к началу 1880 года. Внезапная болезнь и не менее внезапная смерть Дмитрия Ивановича повергла семью Скобелевых в глубокое горе. Отец завещал похоронить его в Спасском. Завещание было в точности выполнено, а по Петербургу прошел слух, что умер он не своей смертью. Явных врагов Дмитрий Иванович не имел, груз недугов, способных в одночасье свести в могилу, был невелик. И лишь не многим пришла в голову мысль, что удар сей направлялся против Скобелева-сына, деятельно готовившего Ахал-Текинскую экспедицию. Но догадка эта так и не превратилась в подлинный факт. Телеграмма о смерти отца надолго выбила Скобелева из колеи. Может быть, на этом и строился расчет...
Мог ли предположить тогда Михаил Дмитриевич, что несколько месяцев спустя он лишится и матери при обстоятельствах, породивших в России новую волну слухов?
Во время русско-турецкой войны Ольга Николаевна одной из первых включилась в деятельность по созданию санитарных отрядов. Ее стараниями в Болгарии была создана сеть приютов, больниц, где размещались сироты, вдовы, калеки. Совсем не случайно Российское общество Красного Креста делегировало ее в качестве начальницы лазаретов, а некоторое время спустя она возглавила Болгарский отдел общества Красного Креста. За чрезвычайно короткий срок ей удалось, зачастую вкладывая свои собственные средства, наладить трудное, хлопотное, но столь необходимое дело. Авторитет ее рос. Ежегодно Ольга Николаевна совершала поездки в Болгарию и, как правило, навещала основанный ею в Филиппополе приют на двести пятьдесят детей, родители которых были вырезаны башибузуками.

И если с именами мужа и сына связывали героические дела и военные успехи, то ее имя олицетворяло извечную доброту и сострадание русских женщин.
В одной из столичных газет сообщалось: "Когда она была в Софии, болгары сделали ей овацию, какая едва ли где-нибудь выпадала на долю женщины. Г-жа Скобелева зашла в парламент в сопровождении г. Кумани -- дипломатического агента. Президент палаты депутатов г. Икономов обратился к ней с приветственной речью, которую депутаты встретили стоя и аплодисментами. Г-жа Скобелева сказала несколько слов".
Сын этой поездки не приветствовал: "Матушка поехала в Болгарию. Я ей, впрочем, послал на днях телеграмму, чтобы она вернулась. Чего она там лазает по парламентам -- только раздражает моих врагов..."
Тем не менее Ольга Николаевна поездку не прервала. Она намеревалась основать школу и заложить церковь в память о муже.
Занимаясь благотворительными делами, она отказывалась от жандармского конвоя, говорила: "меня и без того в этой стране хорошо знают". Ее сопровождали Смолякова -- директор одного из госпиталей, служанка, офицер Петров и унтер-офицер Иванов. Когда же она пересекла границу Восточной Румелии, то к ним присоединился Николай Узатис. Характеристики поручика настолько противоречивы: от "храброго и милого офицера" до "бесчестного и пошлого человека с натурой авантюриста", -- что, как писалось в газетах, "какою-то психической загадкой кажется это дело. Какие соображения могли руководить преступником, вся карьера которого создана сыном зарезанной им жертвы?"
Узатис знал, что Скобелева кроме дорогих икон и церковной утвари везет и большую сумму денег, по одним данным -- один миллион рублей, по другим -- восемь тысяч фунтов стерлингов. Очевидно, он уговорил Ольгу Николаевну ввиду сильной жары отправиться в путь вечером. В половине девятого на коляску, в которой ехали Скобелева и ее спутница, напали вооруженные грабители. Узатис убил Ольгу Николаевну ударом сабли, а нанятые им убийцы расправились с горничной и офицером, и лишь Иванову, дважды раненному, удалось ускользнуть он нападавших и добраться до Филиппополя. Спешно было организовано преследование, и отряд настиг убийц возле села Дермедере. В перестрелке подручные Узатиса были убиты, а сам он застрелился. Денег при них не оказалось.
В Спасском одной могилой стало больше. К горю семьи Скобелевых прибавилось горе всех честных людей, оскорбленных до глубины сердца в самых лучших своих чувствах. В печати появилось стихотворение поэта Г. А. Лишина, посвященное Ольге Николаевне:

Вместе внимали давно ль в умилении,
Что отдаленный народ
Женщине русской в ее воплощении
Дивную честь воздает.
Жертвой тебя назовут искупления.
Сына за то -- всем врагам в изумление
Бог сохранил в дни войны.

Узатис унес с собой и истинную цель убийства. Известие о гибели матери поразило Скобелева настолько, что он долгое время не мог прийти в себя. Определенно, это был какой-то рок. Его корпус медленно, но верно отвоевывал у пустыни жизненное пространство, стоял на пороге решающего столкновения с текинцами, а в спину одна за другой судьба нанесла глубочайшие раны. И предположение, что это не обычное стечение обстоятельств, высказывали в то время многие.

БОЕВЫЕ ОТЛИЧИЯ ЗА ПОКОРЕНИЕ ТУРКЕСТАНА ИМЕЮТ ПОЛКИ :
73-й пехотный Крымский полк -- знаки на шапки за Геок-Тепе (уже имел за Западный Кавказ в 1864 г.;
74-й пехотный Ставропольский полк -- георгиевские трубы за Геок-Тепе;
81-й пехотный Апшеронский полк -- георгиевское знамя за Хиву в 1873 г. и Геок-Тепе (имел за Ахульго, Дарго, Гуниб), знаки на шапки за Хиву и Геок-Тепе (имел за Чечню);
82-й пехотный Дагестанский полк -- знаки на шапки за Геок-Тепе;
83-й пехотный Самурский полк -- георгиевские трубы за Геок-Тепе (имел за Дагестан), знаки на шапки за Хиву и Геок-Тепе (имел за Чечню в 1857 -- 1859 гг.);

Туркестанские стрелковые (по линейным батальонам) полки:
1-й -- знаки на шапки за Бухару в 1868 г. и георгиевские рожки за штурм Андижана в 1875 г.;
2-й -- георгиевское знамя за Аулие-Ата в 1864 г. и знаки на шапки за Каракастек в 1860 г.;
4-й -- георгиевское знамя за штурм Ташкента, знаки на шапки за 1853 г. (Ак-Мечеть) и 1864 г., георгиевские рожки за штурм Андижана;
5-й -- знаки на шапки за Бухару 1868 г. и Геок-Тепе;
6-й -- георгиевское знамя за оборону Самарканда в 1868 г.;
8-й -- знаки на шапки за Хиву в 1873 г.; 9-й -- знаки на шапки за Бухару в 1868 г.;
13-й -- знаки на шапки за Хиву и Геок-Тепе;
16-й драгунский Тверской полк -- знаки на шапки за Геок-Тепе (имел за Западный Кавказ в 1864 г.). Кубанские казачьи полки:
1-й Таманский -- георгиевский штандарт за Геок-Тепе (имел за 1826 -- 1829 гг.);
1-й Полтавский -- знаки на шапки за Геок-Тепе (имел за Западный Кавказ в 1864 г.);
1-й Лабинский -- знаки на шапки за Геок-Тепе. Терские казачьи полки:
1-й Кизляро-Гребенской и 1-й Сунженско-Владикавказ-ский -- георгиевские трубы за Хиву в 1873 г. Уральские казачьи полки:
2-й -- знаки на шапки за Иканы в 1854 г., Хиву в 1876 г.. Махрам в 1875 г.

Переговоры между Россией и Великобританией о "буферном" поясе в Средней Азии между их владениями. 1873 г.

Дата соглашения: 1869 г. - 1873 г., январь.
Дата окончательного этапа переговоров: 5/17 октября 1872 г. - 19/31 января 1873 г.
Форма переговоров: Обмен депешами между С.-Петербургом и Лондоном по дипломатическим каналам.
Участники переговоров и ответственные за соглашение:

От России:

o Князь Александр Михайлович Горчаков, канцлер, министр иностранных дел России.
o Граф Петр Андреевич Шувалов, генерал-лейтенант, начальник III-го Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, шеф отдельного корпуса жандармов, генерал-губернатор Прибалтийского края.
o Граф Филипп Иванович Бруннов, посол России в Лондоне (1856-1875 гг.).

От Англии:
o Уильям 10арт Гладстон, премьер-министр Великобритании в 1868-1874 гг.
o Джордж Уильям Фредерик Вильерс, граф (лорд) Кларендон, министр иностранных дел Великобритании (до февраля 187В г.).
o Джордж Лусон-Гоэр, граф Грэявилл, министр иностранных дел с февраля 1870 г. - 1874 г. (Статс-секретарь по иностранным делам).
o Генри Ричард Чарльз Уэлсли, лорд (граф) Каули, посол Англии в Петербурге до 1871 г.
o Аугустус Вильям Фредерик Спенсер, лорд Лофтус, посол Англии в Петербурге с 1871 г.

Условия соглашения, определенные на первом этапе переговоров (1869-1871 гг.).
1. Территория Афганистана признается обеими сторонами "нейтральной зоной", долженствующей служить "буфером" между владениями британской короны в Индии и владениями Российской империи в Средней Азии.
2. Определение пределов Афганистана на севере, т.е. разграничение земель Кабульского эмирата с владениями Хивы и Бухары в Средней Азии, должно быть достигнуто после изучения этого вопроса обеими сторонами и по согласованию между ними.
3. Ханство Бадахшан признается независимым и не принадлежащим к Афганистану.

Условия соглашения, достигнутые на втором этапе переговоров (октябрь 1872 г.. - январь 1873 г.).
1. Россия согласна признать в качестве северо-западной границы Афганистана линию, проходящую севернее городов Акча-Сарыпуль-Маямене-Шиберган-Андхой, т.е. по границе с пустыней, которая принадлежит независимым туркменским племенам, но в то же время включает в состав Кабульского эмирата округа Балх, Хульм, Кундуз, откуда ведут караванные пути на Кабул и Бухару, т.е. готова согласиться на линию границы, предложенную Англией.
2. Хотя Российское правительство считает, что ханство Бадахшан и связанный с ним округ Вахан являются независимыми от Афганистана территориями и тем самым образуют нейтральный пояс между афганскими и среднеазиатскими владениями, тем не менее, учитывая желание английского правительства видеть эти ханства под властью афганского эмира, на которого Англия имеет решающее влияние и потому гарантирует установление прочного мира в Средней Азии, Россия не отказывается от принятия предложенной Англией пограничной линии, т.е. от включения Бадахшана и Вахана в состав афганской территории.

Использованы материалы:

Питер Хопкирк 'Большая Игра против России: Азиатский синдром'
Керсновский А.А.. 'История Русской армии (Глава XI. Туркестанские походы)'
Михайлов А. А. "Битва с пустыней". (Глава. IV. Борьба с Бухарским и Хивинским ханствами)
Хорошхин М.П. 'Геройский подвиг уральцев_ Дело под Иканом 4, 5 и 6 декабря 1864 года'
Костин Б.А. 'Скобелев'
В.В. Похлебкин 'Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах'. Выпуск II

--------------------------------------------------------------------------------

afgan

Туркестанские Походы