Грешнов Андрей БорисовичО ПОЛЬЗЕ ВОДОЧКИЧай - не водка, много не выпьешь Обсуждение произведений О ПОЛЬЗЕ ВОДКИ В редкие минуты просветления в 1989 году я постоянно задавал себе один и тот же вопрос: Зачем нужно так много пить? Может, для создания внутри себя чувства радости? Да нет, радости особой как-то не испытывал, особенно поутру. До холодильника нужно было еще добрести - со второго этажа виллы на первый. И если, не приведи Господь, рядом падал РС, его разрыв отзывался тысячей огромных колоколов, лупящих чугунными пестиками по хрупкой скорлупе головы. Так может быть - для бодрости духа? Тоже, вроде, нет. Особой бодрости как-то не испытывал, а наоборот, впадал в тягучее дремотное забытье и с тоской думал, что надо переться на работу и что-то еще стучать на телетайпе. При одной мысли о том, что придется слушать этот стук, становилось тошно. Я мысленно переносился в Москву и думал о том, что там сейчас делают мои нормальные сверстники. Наверное, беззаботно ходят по улицам и пьют пиво, или еще, чего доброго, портвейн. Да, наверное, и не одни, а в приятной компании. А что я вообще здесь делаю? Кому это нафиг нужно? От таких мыслей становилось очень себя жалко, и рука, послушно повинуясь инстинкту, делала уже тысячу раз отработанное движение. Становилось немного легче. Но не надолго. Если с первого раза удавалось найти ключи от машины, то прямо как был, в плавках или шортах , я садился за руль и ехал почти голый в дукан, располагавшийся за зданием бывшей 20-ки -Представительства КГБ, которое к тому времени уже, к счастью, опустело. Дуканщик, укоризненно покачивая головой, доставал откуда-то из-под прилавка "Столичную" и, пугливо озираясь по сторонам, шипел: "пайса пасан" (деньги потом). Ему, наверное, было не совсем уютно от моего внешнего вида, хотя я из машины и не вылезал. Поселившиеся напротив виллы "дружественные" бандиты приветливо махали руками и поводили стволами ДШК, видя, как я в "купальном костюме", отягощенный лишь пакетом, в котором лежала бутылка, и автоматом, открываю ворота своего жилища, и звали раздавить "гадкую" вместе. Но отказаться от трапезы в столь веселой компании мозгов хватало. Помаявшись таким образом еще с полчаса, я все же перебарывал себя и лез с криками под холодный душ, после чего открывал настежь окно и делал подобие физзарядки. На чамане соседней виллы начинала визжать баба в "мешке". Суть ее воплей сводилась к тому, что я своим голым торсом оскорбляю ее религиозные чувства. Я обычно ухмылялся и отвечал ей по-русски, который она явно не понимала, что-то в том духе, что ей пора идти туда, где она может реализовать себя по прямому предназначению как женщина. После длинных, ласкающих собственное ухо тирад, я уже окончательно приходил в себя и шел на работу, а спустя пару часов возвращался обедать и продолжать свои философствования. В итоге я пришел к довольно странному выводу: пить водку можно (нужно?) не для чего-то конкретного, а просто так, как есть хлеб или картошку. И если это делать достаточно часто, то с тобой ничего дурного не случится. Водка, при употреблении которой мозг пребывает в некоем "пограничном" состоянии, не раз спасала меня от большой беды, хотя маленькие невзгоды переживать и приходилось. Хочу рассказать вам лишь несколько случаев из жизни. Все это было на самом деле - придумывать не научился, а вот памятью Бог не обидел. В общем, судите и делайте выводы сами. РАКЕТА Летом 89-го я жил на вилле уже не один. Из Петушков, где располагается "подземный" ТАСС (на случай ядерной войны), в Кабул приехал инженер Виктор, который очень "полюблял" беленькую, а вскоре подтянулся и мой друган Андрюха Семенов, которого я после армии, где он служил переводчиком, переманил в ТАСС. Жить стало весело, жить стало хорошо. Я готовил, Андрюха мыл посуду, а Виктору поручали делать генеральные уборки помещения. Каждый день мы очень обстоятельно обедали и ужинали. Так как в Москве таможня уже не зверствовала, а смотрела на нас, летящих в Афган, как на сумасшедших, то провозить можно было буквально все. В результате мы навезли в Кабул полтонны (на троих) свинины, курятины, утятины, гусятины и говяжьих отбивных. Переводить "на сухую" столь ценные продукты было кощунством. Приходилось все сдабривать любимой советской приправой. Отчетливо помню наше меню. На обед обычно был полноценный суп на мясном бульоне и макароны с мясом из супа. На троих уходила всего одна бутылка водки. Потом шел компот или арбуз. К ужину мы подходили значительно более щепетильно. Готовилась большая бадья салата из кандагарских помидоров, лука, огурцов и разносчицы желтухи - зелени. Жарились (непременно на сале) две сковороды картошки. А там по выбору - или антрекоты, или курочка. Под эту нехитрую снедь обычно уходило две бутылки монгольской "Архи", которой Кабул был буквально завален. По хорошей традиции ехали еще за одной к "кругу", где располагался "Трафик". Брали всегда в одном месте: запуганный дед-продавец очень боялся, что если продаст нам отравленное вино, то один из нас (который выживет) непременно его порешит. Трапезничали до ночи, болтали обо всем, потом (если был свет) шли смотреть телевизор или видак. Так и катились дни за днями, ничто не предвещало никаких бед. Как вдруг в один из жарких летних вечеров инженер заартачился и наотрез отказался пить водку, мотивируя это тем, что у него, дескать, гастрит, и он "больше не может". К тому же и в холодильнике, как назло, водка закончилась. Он демонстративно поставил свою тарелку на огромный обеденный стол и сел напротив нее, как фиджийский истукан. Глядя на этого ренегата, и Андрюха что-то обмяк и, борясь с самим собой, стал делать робкие попытки убедить меня, а заодно и себя, в невозможном - поужинать под чай. Цитаты из состоявшегося разговора приводить не буду, скажу лишь, что через 15 минут мы уже катились в нашей маленькой серенькой "Дайхатсу" в сторону "Трафика". Когда дуканщик заворачивал нам "Архи" в грязную старую "Хакикате инкилабе Саур" ("Правда апрельской революции"), вокруг загрохотало. Духи, отмолившись, начали вечерний обстрел района совпосольства, рядом с которым мы и проживали. Ухало и гремело без перерыва минут двадцать. Разрывы раздавались со стороны нашей виллы. Завывая сиренами, в сторону посольства по Дарульаману помчались пожарные машины. Мы бросились за ними вдогонку. Метрах в пятидесяти от нашей виллы дымились руины дувала, оттуда неслись крики - по кому-то заехали. Стоять рядом и смотреть, как из-под завала вытаскивают убитых и раненых, не хотелось - решили, что будет безопасней укрыться от разгневанных кабульцев за высокими каменными стенами нашего обиталища. Открыв ворота, мы застыли с разинутыми ртами. Наш дом выглядел совсем не так, как полчаса назад. Сам то он стоял на месте, но в нем напрочь отсутствовали окна и двери. Осколки и деревянное крошево влетели в дом, и подобно урагану, сокрушили внутри все, что только можно было сокрушить. Один из РСов влетел к нам под толстенную мраморную плиту, которая составляла "представительскую" часть чамана. Внутри, на обеденном столе вместо Витькиной тарелки в куче стекла лежали полрамы и кирпич. Под горой поваленной на пол посуды нашли железную кружку. Ничего говорить не стали. Без слов молча и со смаком по очереди выпили. Ужинать что-то расхотелось. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ Летом 1985 года, когда я жил в старом микрорайоне без семьи и коротал длинные светлые вечера в компании Андрюхи Семенова, мы, как и все советские граждане (кроме больных и стукачей), пили водку и самогон. Делали это усердно, как говорится, не щадя живота своего. Видеться с Семеном мы стали довольно редко. Он по роду службы летал на вертушках со своим командиром на боевые в Панджшер, я бороздил воздушные просторы на АНах, подолгу исчезая то в Герате, то в Кандагаре. Происходившие с нами метаморфозы помогала переживать "беленькая", а также отстоявшаяся до прозрачности за время нашего отсутствия брага. Как-то раз мы прилетели в один и тот же вечер и встретились в моей (нашей) квартире. Андрюха долбил в дверь с выпученными от возбуждения глазами: он в Панджшере "жестко" приземлился на подбитой дымящейся "восьмерке". Выпить было за что. В борту - 18 дыр. В тот же день в Шинданте я вместе с борттехником отдирал от фюзеляжа кусок рваного метала, в который после перелета из Герата превратилась дверца над гнездом заправки аккумуляторной батареи. Пока я резал на кухне колбасу, Семен припал к браге. В результате выпить не удалось - через пять минут Андрюха, издав истошный страшный крик, с громких стуком рухнул на пол. Он был мертвецки пьян. Оставалось утешать себя лишь тем, что назавтра мы были приглашены на День рождения к нашей знакомой - Джунусовой Алсу. Компания должна была подобраться хорошая, так что, подумал я, выпить еще успеем. Успели, конечно, да еще как... Вечером следующего дня мы решили поехать в город за подарком. Семен, как приличный, заранее прихватил с собой 0,75 экспортной "Московской", мотивируя это тем, что "пустыми" туда идти не совсем прилично. По пути заехали, на свою голову, к знакомым переводягам. Там в водочном чаду погибал человек. Переводчик по имени Жан, служивший в теплостановском осназе "слухачем", никак не мог прибыть к месту своей работы в связи с тем, что пребывал в поистине сумеречном состоянии духа. Как рассказали его коллеги по переводческой деятельности, он иногда просыпался, выпивал стакан водки и опять валился на кровать мертвецки пьяным, иногда издавая при этом какие-то крики. Машины, чтобы вывезти тело в Хайрхану, у них не было, поэтому "спасать" Жана от вынужденного дезертирства выпало нам. Андрюха с ним вместе учился и не собирался бросать товарища в беде. Бесчувственное тело было погружено на заднее сиденье "Нивы" под покровом вечерних сумерек. Мы рассчитывали по пути привести Жана в сознание, узнать, к какому КПП его везти, и за час обернуться туда-сюда, попутно прикупив имениннице какой-нибудь подарок. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Жан нас задержал очень надолго. Выехав за пределы Кабула, мы стали тормошить переводчика, однако в ответ несся только трехэтажный мат и ни одного членораздельного слова. После минутного словоизлияния Жан снова впадал в беспамятство. По мере продвижения к Теплому стану, нас стали тормозить на царандоевских блокпостах. Помимо непонятной "Нивы" с зелеными номерами, двигавшейся на ночь глядя почему-то не в город, а из города, их внимание привлекало и облаченное в "песочку" распластанное недвижимое тело советского воина. "Что это?! - спрашивали они. - "Куда вы это везете?". Пока мы старались в мирном русле провести беседу (не знали вечернего пароля), на нашу голову на заднем сиденье стал оживать Жан, который к тому времени перешел уже на афганский отборный мат и крыл им аборигенов с ног до головы. "У бачае киркос, аминджо бяо!", - почему-то с китайским выговором орал Жан. Афганцы клацали затворами. Пока я объяснял, что везем контуженного из госпиталя в родную часть, Андрюха с разворота "гасил" кулаком попытки Жана вернуться к жизни. Так повторялось несколько раз, пока мы, наконец, не миновали посты народной милиции. На предместья Кабула опустилась ночная мгла. Двигались по памяти, пока, наконец, не уткнулись в рембат, располагавшийся в левой части периметра части. При приближении незнакомой машины советские бойцы, будь они неладны, почему-то стали вспоминать Устав караульно-постовой службы и невесело спрашивать: "Стой, кто идет? Стрелять буду". Вот стрельбы-то как раз и не хотелось. Все же рассчитывали погулять на Дне рождения. "Шурави из посольства!" - так же невесело отвечали мы. "Какого на ... посольства?" - удивился боец. Тут я неуместно пошутил: "Из американского!". После почти полуминутной паузы вопрос зазвучал вновь, но в несколько другом тембре: "Стой кто идет..." и все в том же духе. На втором КПП задремавший часовой с перепугу выстрелил, правда, в воздух. Становилось как-то совсем невесело. После матерного препирательства нас все же решили оставить в живых и поговорить. Вышедший на шум прапорщик, посветив фонариком в лицо Жану, почесал затылок и изрек "Да уж...". Он объяснил, что подразделение особого назначения - радиоперехватчики ГРУ - находится почти в самом правом углу Хайрханы. Попутно снабдил ночным паролем. Спасибо тебе, прапорщик. На воротах КП солдат признал Жана, хотя для порядка сначала сказал, что все свои - в расположении. Как мы ни старались не шуметь, все же к нам вышел дежурный лейтенант, правда, ничего обидного не сказал. Только увидев Жана, ахнул, и, заграбастав его подмышку, потащил куда-то в темноту. Сердечный солдатик на прощание сообщил, чтобы ехали только по колее, да и то смотрели в оба - духи несколько дней назад мин понавтыкали - БТР сегодня подорвался. Порадовал, как говорится, на прощанье. С чувством выполненного долга мы отправились домой, но попасть на День рождения нам было суждено только спустя несколько часов. В кромешной тьме, отъехав от Теплого стана, мы потеряли дорогу и заблудились. По мере нашего движения количество огней, свидетельствующих о наличии жизни, все уменьшалось. Через полчаса мы оказались в полной жопе. Насколько бил дальний свет фар, простиралась каменистая равнина. Куда ехать, мы не имели ни малейшего представления. Стрелка на датчике бензина приближалась к нулю, и оранжевый огонек на нем стал предательски подмигивать. Остановились, вышли из машины и стали думать вслух. Андрюха этих мест не знал. Я всего лишь пару раз ездил за горы, отстоявшие от Хайрханы на расстоянии в пару-тройку километров. "Если обогнуть эти горы слева, то приедем в Логар или Парван. Если справа, то попадем на дорогу, ведущую в Чарикар", - порадовал я Андрюху. "А где, блин, ты горы видишь?" - поинтересовался Семен и полез в салон автомобиля за автоматом. На двоих у нас был еще ТТ с одной обоймой. "Десять минут от силы", - вдруг изрек Семен. "Чего, десять минут?" - поинтересовался я, заранее зная, что он мне сейчас ответит. "Десять, да и то потому, что в АКМе два рожка", - не уставал радовать Семен. После перекура, решили возвратиться в Хайрхану, а оттуда, расспросив солдат, двинуться в Кабул. Но двадцать минут путешествия по каменистой равнине привели нас не в Хайрхану, а в какой-то кишлак. В темноте у дувала метнулись какие-то тени. Мы выключили фары и стали смотреть в гущу темноты. "Надо бы дедов спросить про дорогу", - прошипел я, понимая весь идиотизм только что сказанного. "Да, они нам сейчас ответят, хорошо если на дари", - пошутил Андрюха. К стене, окаймлявшей развалины старой хибары, стали стекаться какие-то недружелюбные фигуры, оттуда блеснул фонарик. "Ща номера наши рассмотрят хорошенько и точно дорогу объяснят. Валим", - подытожил я, и мы рванули куда-то в темную даль. Огонек на датчике дергаться перестал и горел уже как чирей на заднице. Остановились опять. Не помню уж, кому из нас пришла в голову светлая мысль - выпить водки. Достали бутыль и по два раза хорошенечко залпом приложились. Минут через пять, когда хмель ударил в голову (специально ничего не ели перед Днем рождения), не сговариваясь, бросились в машину. "Рули туда", - Семен показывал рукой на пригорок. Но я и без него уже знал, куда нужно ехать. Мы нашли самый высокий холм и загнали "Ниву" на его вершину. Затем, взгромоздились на крышу и стали вертеться как обезьяны, придерживая друг друга, чтобы не упасть. На наше счастье, где-то вдали, кромешная тьма размывалась едва уловимым для глаза заревом. Бог помог нам. И еще водка. Это были огни города Кабул. ИНЦИДЕНТ Лето 1987 года стояло очень жаркое. Июльское солнце растапливало асфальт, и, выйдя на улицу в полдень, можно было в легкую наблюдать миражи. Настроение было превосходное. Хотя почти ежедневно микрорайон обрабатывали реактивными снарядами, до нашего дома не долетало. Страдали блоки, расположенные, в основном, около моста, что вел в новый микрорайон. Взрывы в подъездах и дуканах нас тоже впрямую не коснулись, хотя один раз супруга чуть-чуть в один из них не угодила. Но, как говорится, чуть-чуть не считается. Не помню сейчас, что уж и послужило поводом к тому, чтобы выпить водки. Наверное, просто хорошее настроение. С кухни несло чем-то очень вкусным и домашним - Катерина готовила обед, за стеной весело пела и урчала на своем загадочном детском языке маленькая Ксюша. Начальник улетел в отпуск на полтора месяца, в лавке за старшего стался я, исполняющий обязанности хранителя казны. Во избежание растрат я просто-напросто запер сейф на работе, а ключ отдал инженеру Юре. Так оно было спокойнее. Слил воду из бассейна, намереваясь его как следует очистить от слизи и зелени и приступить к давно планировавшейся мной расслабухе. В ее преддверии и позвонил коллеге по работе Олегу Кузьмину и военному переводчику Сашке Мельникову. Дело было в пятницу - никто не работал, все собрались очень быстро и приступили... Про такие застолья обычно говорят "в ночь с пятницы на понедельник", но это получилось значительно круче. Расслаблялись почти пять дней. Говорю "почти" потому, что пятый день был испорчен инцидентом с участие фигурантов «отдыха». Жена махнула на нас рукой и удалилась жить в другую комнату, так как "достучаться" до нас было достаточно проблематично. Хотя мы и ездили на работу, но, как говорится, не приходя в сознание. Вечером пятого дня мне пришла в голову не совсем удачная идея - поехать на виллу искупаться в бассейне. Она была всеми единогласно поддержана. Все почему-то забыли, что воды в бассейне нет, и никто его не чистил. Но вспомнили мы об этом уже потом, в комендатуре. Позвонив вечером инженеру Юре Юрьеву и уведомив его о нашем приближении, мы отправились в дукан за ещем и двинулись на новенькой "четверке" в сторону города. Было уже темно, пришлось включить ближний свет. Я сидел за рулем, двигались достаточно медленно, насколько позволяло "туннельное" зрение. Неожиданно по всей ширине дороги навстречу выехала цепь велосипедистов без всяких сигнальных огней. Не знаю уж, кто водил моими руками, но, по всей видимости, это не был я сам. Среагировать так быстро, как сказал потом один полковник, не мог и гонщик-профи. Машина повернула на 90 градусов и, оставляя мосты на бетонном бордюре, перелетев через арык, понеслась по воздуху уже без колес в сторону двух огромных деревьев. Под одним из них под покровом темноты гадил афганец. Пришел в себя я от монотонного звука - из перебитого носа на ботинок капала кровь. Было очень тихо, до жути тихо. Я огляделся. Машины, по существу, уже не было. Так, что-то искореженное. Руль завился где-то на уровне коленей. Из-под того места, где была торпеда, на сиденье пассажира выползал Олег. Об ручку переключения передач он выбил всего один зуб. Сашка даже и не проснулся - его вколотило между двумя передними сиденьями. Через десять минут мы пришли в полное сознание и пошли отбиваться от наседавшей толпы невесть откуда взявшихся афганцев. Потом была комендатура, Представительство, консульство и все такое. Утром следующего дня я пригнал армейский "газон" для эвакуации авто с территории комендатуры (авария произошла прямо перед ее воротами) и посмотрел на место происшествия. Такого просто не могло быть. На протяжении почти километра на абсолютно ровном песке за арыком, который отделялся от проезжей части высоким бетонным бордюром, стояло всего два дерева. И оба мои. Черные следы от шин изворачивались с правой полосы почти перпендикулярно вправо. Как будто машину кто-то взял и переставил перпендикулярно движению, уводя меня от большой беды. Машину я восстановил за свои деньги, правда, мотор пришлось ставить тойотовский, а переднюю часть отрезать. Но главным и, наверное, самым важным итогом этого инцидента стало то, что я уехал на Родину отбывать наказание – считай отдыхать. Меня не было в Афгане несколько месяцев. Через некоторое время в дорожно-транспортном происшествии в Кабуле погиб другой журналист, мой знакомый, очень хороший парень. "Соловей" въехал под танк совершенно трезвый. Вечером, после работы, на не очень высокой скорости, двигаясь с ближним светом фар... © ArtOfWar, 2007 Все права защищены.
|