Art Of War - Военно-исторический литературный портал

Июнь 1979 - август 1980.

Андрей Грешнов.
Военный переводчик,
4-я танковая бригада ВС ДРА

МОЙ ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ

Время истины наступает для каждого. В разное время, но наступает. Никто не знает точно, когда оно придет, но всегда нужно быть готовым к этому. Вот и для меня оно настало. На стене перед глазами две стареньких медали несуществующих на карте мира государств и почетная грамота замначальника Политуправления Сухопутных войск, генерал-лейтенанта В.Самойленко, датированная августом 80-го. На грамоте нарисован мой танк Т-62. Мой мостик в прошлое, шаткий и полуразрушенный. Долгие годы я опасался идти по нему один, без поводыря, боялся уйти и не вернуться.
На первой встрече в Питере через этот мост меня провел Володя Григорьев, вытолкнув из ленинградского снега в зной Джелалабада и Кандагара, к Сереге и Андрею - тем, с кем ходили по одним аэродромам, ели один хлеб, пили воду из одних и тех же скважин, видели одни и те же картины, в одно и то же время. Сейчас, из Одессы в летний Кабул меня перевел Саша Тумаха. Редкая способность - быть медиатором между настоящим и прошлым. Она дается не каждому. Этих людей очень мало, но, встретив их, начинаешь верить им с первой минуты. Веришь, и не ошибаешься. Главное здесь - не бояться доверять своему инстинкту, интуиции что ли.
Спустя 26 лет, я вновь увидел того, кого и не мечтал уже увидеть. Моего первого генерала. Круг замкнулся. Скажите мне после этого, что Бога и ангелов не существует!
В Афган я попал в июне 1979-го, поступив в распоряжение 10-го ГУ ГШ приказом командира в/ч 44708, не доучившись год в Университете. А чтобы меня, часом, не перепутали с "африканцем" или "арабом", я получил заодно с командировочным предписанием и новый адрес места жительства. Он звучал дословно так: Москва, п/я 515-Б, группа Горелова. Для тех, кто хоть раз в жизни слышал эти цифры, все сразу становилось ясно: это не столица нашей Родины, город-герой Москва, отнюдь. Это Афган. Группа военных советников. И Главный из них определялся по фамилии, что стояла в конце загадочного адреса.
Кто такой Горелов, я тогда и не мог себе представить. О другом думал, да и представлять было не за чем - подписывал в свое время бумагу о неразглашении своей миссии в этой стране. Вроде как оно и было, а вроде, как только приснилось. И вот, спустя четверть века, узнал от Саши, что за человек - мой первый генерал. Доподлинно, все как есть.
Когда я, молодой переводчик, одетый в афганскую, зеленую полевую форму, сидел в кабульском "старом микрорайоне" вместе с почти таким же, как и я, молодым военным советником батальона БМП 4-й танковой бригады ВС ДРА Костей Корневым в чайхане у Нура, прямо напротив четвертого блока - дома военных советников - впервые увидел Льва Николаевича. Честно сказать, мы и не ожидали, что так выйдет. Сидим себе, кебаб с лепешками уминаем, кишмишовкой из никелированных чайников (как будто чай) запиваем. И тут вдруг Горелов со свитой. Справа от него старший переводчик - Иван Крамарев, очень похожий на капитана Клосса из кинофильма про "польских" разведчиков. Чайхана от четвертого блока в 15 метрах стоит, а мы тут "расслабляемся", внаглую. Неудобно тогда получилось. Горелов у второго подъезда встал, за руку со старшими советниками частей кабульского гарнизона здоровается. Такой же точно, как и сейчас, в Одессе. Один в один, И форма на нем та же самая - желтая мошаверская "парадка" из материала "под кремплен". Такую форму разрешалось носить только Главному, да еще старшим советникам дивизий и бригад. Хотя потом уже мода пошла на "мошаверки" - все как обезьяны шили в ателье в городе. На то время это была очень модная одежда. Да еще, если клеш сделаешь - вообще все угорали: девки, ссыте в потолок!
Пока Лев Николаевич общался с мошаверами, Ваня пристально оглядывал окрестности. Натянутая на глаза афганская кепка с красной кокардой "Хальк" не помогла, а только усугубила дело. Вообще, пялить на себя афганскую военную символику советникам и переводчикам не разрешалось. Особенно революционную. Говорили, что так в лоб из бура по кокарде прямо и засадят. Мне повезло - в лоб не засадили, а вот Иван Крамарев по этой кокарде меня потом и опознал. Провел в присутствии всех переводчиков поучительный "ликбез". Ваня знал, что я на дари в первый месяц ни бум-бум. Мы же изучали классический иранский фарси. И вот спрашивает он меня, давая какую-то книжку с афганскими каракулями: "что здесь написано"? А написано в брошюре этой на фарси, дословно, "афганские трудящиеся разливают водку" (захматкешан арак миризанд). Ну, я и перевел, как оно написано было. Оказалось, что язык дари с языком фарси сильно различаются. "Арак" на фарси - водка, на дари - пот. И говорит мне тогда Иван, глядя на мою халькистскую кокарду, "ты бы хоть язык как следует выучил, прежде чем водку разливать. Мы ж не иранцев учим". Переводяги ржали, а мне было тогда очень стыдно. Выучил я потом афганский язык в танке, да так, что и сейчас на нем просто могу думать. Иногда и по телефону вместо "алле", "бале" могу сказать. Но это так, к слову пришлось.
Лев Николаевич тогда золотой души был человек. Чувствую, таким и остался. Он только на вид суров, может и матерком складно и далеко послать. Но в то время, в наши проблемы лично постоянно вникал. Как он это делал? Да не допускал, чтобы молодых в горячие точки посылали, а таких уже тогда навалом было: Ургун, Джаджи, Дарае-Суф, Дарае-Нур. Это когда уже войска советские вошли, мы плавно перешли в группу Майорова - такая фамилия была у нового Главного советника. Тогда уже на наши жизни всем было наплевать - с армией пришла и офицерская "дедовщина", если можно так сказать. Выражалась она в том, что старшие офицеры-переводчики иногда, а порой и очень часто, оставались в Кабуле по блату, а пацанов, в том числе из гражданских вузов, кидали в самое пекло. Толя Плиев, чеченец по национальности, вчера только с институтской скамьи, крутил тогда руки начальнику афганского Генштаба Якубу, которого через полчаса новые революционеры расстреляли. А я попал за несговорчивость и строптивость в Нангархар, на трассу Джелалабад-Кабул. От мин спас только тиф - вертолет увез мои худосочные кости в афганский ЦВГ. А на те недели, что оставались у меня до дембеля, Иван Крамарев, переводчик Горелова, определил меня по старой памяти, в инженерно-саперный полк, что на полпути к Баграму, чтобы я просто отсиделся до дембеля с добродушными советниками-одесситами.
Уже вовсю шли военные действия, земля полыхала, переводчиков с дари и пушту не хватало. Несколько месяцев спустя, весь третий курс Института стран Азии и Африки специальным решением Совмина и ЦК КПСС командировали в Афганистан. Без погон, без званий. Просто на войну, под подписку о неразглашении гостайны. Первым погиб Игорь Адамов. Я с ним в институте часто здоровался за руку. Он только чуть-чуть успел поработать в Кабуле. А в августе 1981-го они с советником афганского батальона "коммандос" ушли на операцию по зачистке "зеленки", под Баграм. Попали в засаду. Их не могли найти два дня. Ребята на его поминках в Кабуле пили тот коньяк, что ему прислала мама с Родины. Сам он его выпить не успел. Их машину душманы расстреляли из РПГ. Граната попала прямо в Игоря - от него мало что осталось. А то, что осталось - части тела, лицо и шею душманы напрочь изрезали ножами, глумились как могли, сволочи. Запаяли останки в цинк, привезли в Москву. Родители Игоря хотели, чтобы мы могли с ним проститься в институте. Но ректор, Ахрамович, чтоб ему неладно было, испугавшись запрета КГБ, не разрешил проводить панихиду, сам исчез на несколько дней, пока Игоря отвозили в Минск.. И ни по кому панихиду потом уже не проводили. Всего МГУшников погибло шесть человек. Через войну прошли 52 человека. Все - живые и мертвые - награждены орденами и медалями. Полегло больше десяти процентов личного состава. Так что, не завидуйте переводчикам на войне.
Да, в тот период было именно так: был студент, и нет его. Нет - и не надо. Время тогда такое было. Сплошная военная тайна. Хотя я все же то время значительно больше люблю, чем нынешнее. И не говорите мне, что снег был белее, и трава зеленее. Оно было просто несколько суровее, но честнее.
Лев Николаевич в бытность свою Главным военным советником нас не выдал.
И дело здесь вовсе не в том, что он - Горелов, а ректор наш незабвенный - Ахрамович. Хотя, может быть и в этом тоже, не знаю. Но знаю твердо, что генерал в глаза нашим матерям может смотреть спокойно, не отводя взгляда. Сам многое в жизни хлебнул, а молодых берег. Эх, если бы все генералы были такими! Но это, наверное, только в сказке бывает. Худых людей в нашей жизни всегда больше чем добрых. Это факт.
Прошло всего-то 26 лет. Помните присказку: "в армии тяжело только первые 25 лет"? Вот и здесь так получилось. На 26-й год отпустило. И вот я снова увидел своего генерала. Как тогда, в Кабуле, у четвертого блока.
Подошел к нему, волновался, как пацан. По-военному отрапортовал: переводчик в/ч 44708, п/я 515-Б, группа Горелова, 4-я танковая бригада, прибыл. Он только спросил меня:
- Как звали твоих советников, кто был твоим старшим?
- Подполковник Пясецкий Виктор Николаевич, товарищ генерал.
- Никого больше не помнишь? Связь с ними не поддерживаешь?
- Никак нет, товарищ генерал. Связь оборвалась в конце 1980 года. Знаю только, что наш советник НШ бригады Николай Николаевич и советник НачПо бригады Николай Васильевич погибли через несколько месяцев после окончания моей командировки при следовании из Кабула в район Саруби, после расформирования бригады и доукомплектования ее батальонами бригады "коммандос".
-- Все так, сынок. Все так. Дай я тебя обниму. Спасибо тебе, сынок. Очень рад тебя снова видеть!

--------------------------------------------------------------------------------
Главный военный советник Лев Горелов и Главный военный переводчик группы СВС Иван Крамарев принимают парад роты почетного караула президентской Гвардии. 1976 год.

В Старом Микрорайоне Кабула празднуют очередную годовщину апрельской революции. Об этом свидетельствуют красные транспаранты во дворах домов. Следовательно, это 27 апреля. На фото моя супруга Екатерина с детьми. Самая малая и белобрысая - моя дочь Ксюша. По старой памяти дружим с семьями советников и переводчиков военного контракта. Когда мужья на службе - жены по очереди гуляют с детьми по Микрорайону, если это в этот день не опасно.

В Старый Микрорайон Кабула пришла осень. Фрагмент 8-го блока (по-нашему дом номер восемь). Во всех микрорайонах (а всего к концу войны их было построено четыре) дома четырехэтажные, панельные, сейсмостойкие. От советских 'хрущевок' они отличались улучшенной планировкой (как правило 4 комнаты в стандартной квартире, реже - 3 комнаты). В каждой квартире был балкон и 8-метровая кухня. Санузел совмещенный. Горячая вода подавалась по вторникам и четвергам, два часа утром, и четыре часа вечером). На дальнем фоне наши врачи из гражданского медконтракта уезжают домой. Они уже упаковали чемоданы, стоят, разговаривают у первого подъезда. Тут же наш царандоевский сарбоз, который охранял мою машину 'Нива'. Медики занимали первый и второй подъезды этого здания. Я жил на самом верхнем, четвертом этаже. Этажом ниже - нейрохирург Юра Кудряшов, волшебник в своем деле. Сшил почти оторванную кисть Герою Демократической республики Афганистан летчику Ширзамину Ширзою. После операции, Ширзой снова смог летать - сначала на транспортниках, потом на истребителе. На втором этаже во втором подъезде жил переводчик-таджик - Курбан. У него была прорва детей, которые также, как и афганцы, спали вповалку на матрасах на полу. Когда Микрорайон обстреливали РСами, они обычно попадали в верхние этажи домов. Эвакуировал семью к Курбану. Матрасов у него хватало на всех.

Вид на юго-восток Афганской столицы с балкона 4-го этажа 8-го блока.

Русские дети (Ксения и Денис) гуляют во дворе 4-го блока Старого Микрорайона. Во втором подъезде этого дома обитал Главный военный Советник. В третьем подъезде круглосуточно на телефоне дежурили два переводчика. Они получали донесения из частей об угрозах мятежей. Второе строение, стоящее тылом от УАЗика - чайхана Нура. Здесь на тонких шампурах из резанных стальных листов продавались шашлыки, продолговатые котлетки на шампурах - 'куфта', мясо с яичницей на жиру на маленьких чугунных сковородках без ручек - 'кераи'. В никелированных чайниках под видом безалкогольных напитков подавалась кишмишовка.

Это наш клуб. В левой, приземистой части располагалась биллиардная. В правой - кинозал. Билет в кино всегда стоил 10 афгани. Ходили и военные, и афганцы, проживающие в Старом Микрорайоне. В основном - тоже военные. Вечером, во время просмотра обычно кто-то входил в зал и полушепотом (но громко) произносил: 'Седьмая пехотная дивизия или …-ая танковая бригада на выход'. Это означало, что не все в порядке, надо немедленно отправляться на службу. В этом клубе выступал потерявший голос после распития спирта в 40-й Армии Иосиф Кобзон. У него отекло горло, и его доставили в ЦВГ, в интенсивную терапию. На следующий день он уже пел здесь. Тут же выступала группа 'Ялла' во главе с Фаруком Закировым. После концерта пили с певцами теплую водку в автобусе. В августе 1980-го в этом клубе последний раз увидел своих советников 4-й танковой бригады. Бригаду расформировали, ее батальонами укрепляли афганские полки 'командос'.

По Кабулу идет советская (афганская) техника. Слева по ходу движения колонн казармы Национальной гвардии ('Гардэ мелли'). Справа, на трибунах афганский генералитет. Согбенная фигура на корточках - это я, уже в новом качестве. Пропустить меня поближе к лязгающим гусеницам распорядился сам товарищ Ватанджар. Как и в Советском Союзе, подготовка к параду занимала уйму времени. Из 4-й танковой бригады к этому мероприятию сняли полный батальон, боекомплект танков остался на территории воинской части. Чем черт не шутит?

На пьедестале - Т-54 под номером 815 - танк Мохаммада Аслана Ватанджара, на котором он ворвался в Президентский дворец 27 апреля 1978 года в бытность командиром 4-й танковой бригады. Примечательно, что четвертая бригада была оснащена новыми Т-62, тогда как на вооружении стоявшей по соседству с ней напротив тюрьмы 'Пули-Чархи' 15-й бригады стояли устаревшие Т-54. Свергать 'царизм' вместе с Ватанджаром поехал тогда и будущий командир 4-й тбр, личный адъютант Амина капитан Ахмаджан, честный офицер и отличный товарищ. В исторических документах о свержении режима Дауда он иногда упоминается под именем Джан. После ввода в страну советских войск Ахмаджан был арестован, от расстрела его спасли советские военные советники. Танк Ватанджара простоял на постаменте до весны-лета 1992 года. После того, как пал режим доктора Наджибуллы, которому предатели - новые руководители России прекратили поставки оружия и горючего, перешедшие на сторону Ахмадшаха Масуда танкисты залили в баки этого танка солярку, поставили новый аккумулятор и угнали танк в Панджшер. Им ничего не оставалось делать, как перейти на сторону этого полевого командира - с юга на город надвигались полчища 'Исламской партии Афганистана' Гульбеддина Хекматиара, которые уж точно танкистов бы не пощадили.

26 лет спустя, мы встретились с Львом Николаевичем в Одессе. Что такое четверть века для истории? Пылинка. Но память о тех далеких днях 1979-го еще живет. Она будет жить, пока бьются наши сердца.

Грамоты, которыми награждались переводчики ГСВС в ДРА в 1979-1980 годах

Грешнов Андрей Борисович

О Л. Н. Горелове. Мой первый генерал.