© Copyright   Грешнов Андрей Борисович  (greshnoff@mail.ru)

Добавлено: 2007/06/26

Публицистика Кабул

Годы событий: 2007

Аннотация:
Где стол был яств, там гроб стоит
Обсуждение произведений

ГОСПИТАЛЬ "ЧАРСАД БИСТАР"


Рано или поздно любой механизм, пусть даже и очень добротно исполненный, ломается. Физическое воздействие на предмет не может пройти бесследно. Человеческое тело – тот же механизм, предмет, имеющий свои координаты в космосе. Его можно либо хорошенько деформировать, вызвав необратимые к восстановлению процессы, либо заразить придуманной людьми смертельной болезнью. Конечный результат будет примерно одинаков: Ленин жив – Ленин жил. И не будет жить. Вариативность методов воздействия на тело характеризует глубину таланта ученого. В большинстве своем люди в очках и белых халатах делятся на две группы - «Калигул» и «Парфюмеров».
Я попал на «Парфюмеров».
Наверное, даже детям известно, что бактерии, палочки, амебы и прочая «нечисть» живут только в стоячей воде. А в проточной они жить не могут. Но и этот древний постулат не устоял перед нашими учеными – они научились делать универсальные бактерии, которые могут жить в проточной воде.
… Было чудовищно жарко. Сегодня, по прошествии более четверти века, не могу передать словами те свои ощущения, но голова помнит – так хреново мне не было никогда в жизни. Был июль. Июль в Джелалабаде. Температура воздуха в тени приближалась к 50 градусам. Но на трассе – первые километры от города – тени не было нигде. Мне казалось, что плавится воздух, а вместе с ним и наша броня.
Мы стояли раскоряченные на трассе. У головного танка оторвало гусеницу, отлетел ведущий каток. Но мы были уже на месте. Справа в реке виднелся бурун – это был наш утонувший вместе с экипажем танк. И мы его тащили танковым тягачом. У нас рвались тросы, не хватало блоков, но мы с тупой агрессивностью неандертальцев делали свое дело, наплевав на физику и всякие еврейские законы. Мы тащили. Я ругался матом на зампотеха Абдуллу. Орясина в два метра ростом, пуштун, хитрован и «косильщик». Взял и цепанул троса по обеим сторонам огромного дерева. Я его спросил: «Абдулла, ты головой не поехал? Куда мы будем тянуть этот танк, в дерево?». А он стоит и улыбается – офигел тоже от жары. Я сам полез цеплять троса, перебросил сбоку, слева от дерева. Было тяжело – течение улетное. Мы стояли на узкой стремнине. Руку опустишь в воду ладошкой вперед – получается «глиссер». А если полтела опустить в воду – поток накрывает с головой. Так и работали. Пока был в воде – чувствовал себя хорошо. Но через 20 минут на трассе стал «плыть» - поймал тепловой удар. Шапка с водой не помогла. Я вообще уже не ссал три дня. Все испарялось через кожу. Хочешь пойти в туалет – а там струйка в три секунды – темно-коричневая жидкость, даже не моча, а чисто желчь. Не удержался я тогда, спустился к реке по откосу, отошел подальше, чтобы меня не видели. О минах уже не думал – мне было все равно. Я пил из реки как лошадь. Отрывался и опять пил. Тогда я был счастлив, мне было хорошо. Я сидел в воде и пил ее. Вода – это настоящая жизнь.
Вечером Абдулла уссывался надо мной, а я над ним. Я высмеивал его непонятный персидский язык (он был пуштун), а он мучал меня своими немытыми ногами. Все мухи были наши. Он ходил в Джелалабаде в сандалиях на босу ногу. И эту босу ногу никогда не мыл. Это была задница.
Через два дня я уже не мог подняться с унитаза - любой отход от него далее 10 метров был мукой. Вода, которую я пил в виде чая в неимоверных количествах, покидала тело сразу. Выпил глоток – обосрался водой. Выпил еще один – сблевал водой. Выпил и заткнул дыру в жопе пальцем – сблевал опять. Заткнул рот ладонью – обосрался по-новой. И так далее, без перерыва.
Я своего советника – «зампота» Лисова очень уважал, и когда он сказал, что меня надо срочно отправлять в Кабул, я как мог, сопротивлялся. Это был единственный родственный мне по душе человек среди всех военных советников, кроме, конечно Кости Корнева. Просто Костик был всего лет на восемь меня старше. А Василь Иванычу уже было под 60. Родом из Одессы, юморной, весь седой, умный и порядочный человек. Не знаю, жив ли. Военные столько не живут, конечно. Но и если умер – пусть там наверху знает, что его помнят и любят по-прежнему.
На аэродроме пошел искать спички и воду – побрел за вышкой в сторону водовозки. Нарвался на ПССников. Попросил воды, а они меня на х… послали. Я обиделся, развернулся и сказал через плечо: «Удавись за свою воду, сука, пусть ее тебе не хватит в горах». Он меня остановил и провел в белый каменный домик. Там лежали сложенные в рядки камни – не знаю для чего и кто это сделал – и стояла среди этих камней маленькая белая канистра с водой и без крышки. Я начал пить . Вода была теплая и противная, но я пил. Потом солдат мне сказал, что вода с водовозки, а не кипяченая. Я тут же и сблевал. Проверил через 27 лет – все точно. Спички в воске – они не курят, а только берут их в горы. Комбез с завязанными на животе рукавами, обрезанные сапоги. Сережа Скрипник в это время спал в соседнем белом домике, отгородившись от окружающего его мира минным полем. Если бы солдат меня не остановил, то ссал бы я прямо на мины.
Потом я блевал около вертолета. Убегал в сторону, чтобы не обидеть летчиков. Мне было так плохо, что борттехник сжалился и сказал, чтобы я не садился на шасси, куда все мочатся. Мне было тогда уже все равно. Меня положили в вертолет на лавку и я тупо лежал и ничего не понимал. Потом было построение отлетавших. Меня долго склонял какой-то полковник, увидев на мне афганскую форму. Он не понимал, кто я. Я не понимал, что он до меня дотрахался. Потом я опять блевал, и он от меня отмахнулся как от мухи. Потом я очнулся в Кабуле и брел домой – от аэродрома к микрорайону, волочил за собой автомат. Потом меня срубило, и я уснул на обочине. Меня подобрали советники, случайно ехавшие их аэропорта. Довезли до дома. Два дня я тихо угасал в 115-м блоке. Потом меня нашла Галка Живова и,укутав в теплую зимнюю куртку, довезла до афганского госпиталя «Чарсад бистар». Инфекция расположена слева от входа.
Там меня встретил советский врач – советник. Он много бухал, но был очень душевным человеком. Мне навставляли столько капельниц, что я чуть не умер от страха, когда очнулся и увидел эти висящие бутылки. Лили глюкозу, потому что я стал весить 43 килограмма. Я подхватил «букет Абхазии» - брюшной тиф, амебную дизентерию и еще простую сальмонеллу. Все сразу.

Это афганский госпиталь "Чарсад бистар". Переводится как "четыреста коек". Это здание "хирургии". В нем есть лифт, позволяющий быстро перемещать операбельных людей на стол.
В 1986 году этот госпиталь не справлялся с потоком раненых из Кандагара. Там, где я стою, стояли катался и искалеченными людьми - детьми , женами, сестрами офицеров 2-го армейского корпуса ДРА, кандагарского. Двое наших летчиков ошибочно отбомбились по "Пушкинской" площади. Это был ужас. Главный афганский хирург назвал меня дураком, когда я пришел со своим "заданием" - рассказать, как дети подрываются на американских "игрушках" - куклах, авторучках, зажигалках. Он мне просто сказал: смотри и запоминай. Я запомнил и сейчас вам рассказываю.
Меня вылечили быстро. Как раз в тот момент ООН поставила Афганистану партию лекарств в виде гуманитарной помощи. Давали жрать таблетки в неимоверном количестве, и писал я малиновой мочей.
Я отчетливо помню двух афганских медсестер – Джамилю и Нагилю. Джамиля была очень красива и один раз даже меня поцеловала в губы. Через три года, точнее летом 1983 года, и пришел в госпиталь и подарил ей духи «Красная Москва». Она уже готовилась выйти замуж за богатого человека. Она плакала, была растрогана. Я не плакал, но хотелось.

Все описываемые мной события происходили летом 1980 года.

Я жил в полубоксе, рядом со мной лежал с простреленными ногами борттехник Сережа, из джелалабадской эскадрильи Ми-8.
Мы с ним подружились и ходили гулять в госпитальный парк. Сидели там на «сталинских» скамейках, смотрели на цветы и мечтали, что когда-нибудь вернемся домой и забудем про Афганистан.
Я нашел эту скамейку 27 лет спустя. Я сидел на этой скамейке и не понимал, что собственно изменилось. Чуть позже понял. Не было цветов. Вместо них унылым выгоревшим пятаком бывшей клумбы желтела истлевшая трава.
Так истлевает наша жизнь, наши воспоминания. Там, где были цветы, сейчас желтая пожухшая трава. И еще кусочек моей жизни.

ШУРА, НЕ ДЕЛАЙТЕ ИЗ ЕДЫ КУЛЬТА…

Думаю, пора перейти от грустного к веселому – сказу о вкусной и здоровой пище.
Еще в Тарусе я думал, стоя у ресторана "Якорь", а сколько верст до Кабула от моих угодий и поем ли я когда-нибудь еще раз афганского шашлыка?




Конечно поел. Если чего-нибудь очень сильно захотеть, то оно всегда сбудется.



Помимо традиционной колбасы, привезенной из России я, конечно, не преминул вкусить и афганской национальной здоровой пищи. Первый раз меня пригласила в ресторан пресс-атташе посольства Вера. Надо сказать, очень даже комфортный и чистенький ресторан. Подали меню. Признаться, я многое забыл из афганской кулинарии, попросил Веру объяснить мне кое-какие названия. Мясо было жареное - просто объеденье. И еще принесли нечто вроде мантов. Я поинтересовался, делают ли в ресторане ашак - официант несколько смущенно улыбнулся – извините, саиб, сейчас не делаем. Но и без ашака было очень и очень вкусно.
Для тех,кто не знает, что такое ашак: это такие афганские пельмени «наоборот». В традиционные пельмени обычно внутрь кладут мясо, а сверху поливают сметанкой, посыпают укропчиком и травкой для вкуса. В Афганистане все обстоит несколько иначе. Собственно в тесто закатывается перемолотая трава по имени гандана – вкус у нее - нечто среднее между зеленым (в перьях) чесноком и мятой. Трава имеет, как и многие другие афганские блюда, слишком благотворное влияние на потенцию. Поэтому именно в Афгане жрать ее опасно – тянет на подвиги. :-)
Так вот эта гандана вместе со специями заворачивается в «пельмень». Сверху все посыпается пряным мясным фаршем. И все это поливается «сметаной» сделанной и курута.
Для тех, кто не знает, что такое курут: я его сам впервые увидел в Кандагаре в 1983 году. Какие-то белые бесформенные камни. Подумал тогда – зачем их продают и едят ли их вообще? В голову пришла мысль, что это некий "полезный кальций" для укрепления зубов. Однако все оказалось значительно проще. Курут – это высушенное кислое молоко. У нас было сухое порошковое «свежее», а у них – сухое каменнообразное «кислое».
Натерев этот «камень» на железной терке и залив водой, вы довольно быстро получите из «камня» нечто среднее между сметаной и кефиром. Вот этой жидкостью и поливаете «пельмени». Получается ашак.
Уж если разговор зашел о куруте, расскажу и о дуге. Дуг («г» на конце – южнорусская) – это сметана-кефир, приготовленная из курута, разбавленная водой, посоленная и сдобренная тонкими дольками свежего огурца. Любимое блюдо джелалабадцев. Здорово снимает жажду. Но с непривычки от одного вида может стошнить. Но, в общем, привыкнуть можно, потом даже иногда хочется повторить.
Лучше всех в Кабуле в свое время готовил ашак повар ресторана, который находился в конце квартала Вазир-Акбар-хан, перед самым выездом на «Зеленый» базар. Там в свое время любил проводить время брат убиенного советским спецназом Хафизуллы Амина Асадулла (кстати тоже убиенный с нашей подачи) в сопровождении красивых женщин. Я там ел ашак еще в 1979 году. Потом случайно нашли этого повара в этом же ресторане в 1989-м, сразу после вывода войск. Ресторан был полуоткрыт - полузакрыт. Пустить то нас пустили, а вот поесть там было нечего. И тут этот повар. Мы – это я, Вадим Андреев и Володя Фадеев скинулись, дали повару денег и сели пить водку из никелированных чайников.

1989 год, едем кушать ашак.





Вот эти персонажи сегодня




Парниша быстро смотался в город, купил все ингредиенты и два часа готовил кушанье. Мы тогда были в восторге. В этот раз я этого ресторана с водопадом посреди зала почему-то не нашел. Многое меняется, конечно…
С моим водителем Эхсануллой (Эхсанджаном) мы ездили по городу очень много, много ходили, а потому были всегда голодными.



Вот, кстати, и он сам

Вот я и решил пригласить его в шашлычную, которую он выбрал по своему разумению. Она находится прямо в Шахре-нау, у стен городского парка (раньше местечко называлось «синема-парк»). Сейчас «синемы» нет, и это просто парк. Пока ехали на «Зеленый» из центра города, со стороны министерства связи, я на всякий случай щелкнул стену бывшего специзолятора ХАД, где в свое время была подземная тюрьма, и где я иногда беседовал с интересными заключенными.



Вот за этой стенкой был специзолятор управления ХАД, начальником которого в 1989 году был товарищ Пейкар

Поехали дальше. Сейчас на перекрестке левого поворота на «Зеленый», к бывшему пакистанскому посольству нет. Надо проехать еще квартал, свернуть налево и по кругу опять же налево выехать в Шахре-нау.
Вот и ресторан Место очень и очень знакомое. В 80-х я здесь частенько гулял, да и все горожане тоже. Нафары припарковали наш автомобиль поближе к шашлычной, прямо на пешеходную дорожку. Клиентов здесь «облизывают».
Вошли внутрь.



По афганским меркам очень неплохое заведение. Относительно чисто, есть рукомойник с проточной водой. Официанты в унифореме, на стене реклама традиционных афганских блюд. На подвеске голосом диктора бубнит телевизор. При входе написано «Welcome». Для кого написано – непонятно. Англоязычные иностранцы здесь не появляются по соображениям безопасности. Так что стоило бы написать скорее «Добро пожаловать, шурави!».




Реклама традиционных блюд

И в шашлычной есть меню, хотя официант может все объяснить и голосом, и на пальцах. Тут я отвел душу. Заказал то, чего не ел уже почти 18 лет – афганский тэкя-кебаб, потом от жадности куфту. Всего взяли пять порций на двоих. Ничего на тарелках не оставили.
Вешайтесь пацаны, я заснял это пиршество. Только сглатывайте, сглатывайте, а то слюной захлебнетесь.

Куфта и текя-кебаб


Позанимаюсь садизмом: те, кто не помнит – те шампуры, где посреди двух кусочков помидор – это куфта, а там, где кусочек бараньего жира – кебаб. Специально взяли кока-колу в стекле, как ее производили раньше. И я с удовольствием прочитал, что она сделана в Афганистане. Это та самая кола. Рядом уже стоят горы бутылок из пластмассы, как везде в мире. И написано на них – made in Pakistan. А эта кока – чисто афганская. Фабрика кока-колы раньше располагалась за штабом 40-й армии, еще дальше по Дар уль-Аману, а сейчас уже не знаю где – в ту сторону не ездил.Вспоминаю, что в далеком 1983 году совершил экскурсию на эту фабрику и узнавал технологию производства этого "американского" зелья. Запомнилось одно: на производство примерно цистерны (железнодорожной) кока-колы необходимо всего 4 капли эссенции. Сама эссенция, которую привозили из Голландии, хранилась в балонах с толстыми стальными стенками, похожих на малые бытовые газовые балоны, которые использовались в свое время советскими гражданами на дачах.

К мяску подали и другой традиционный харч – картошечку, лучок и перчик.




Сами видите, не вру

Очень заманчиво, но про госпиталь "Чарсад бистар", тиф и амебу у меня воспоминания стойкие. Отъел только полперца – просто не мог удержаться. Мясо нужно есть, когда рот горит. И гасить послевкусие холодной кока-колой. Конечно, частое потребление перца называется "прощай печень", зато, с другой стороны - это и "прощай дизентерия". Перец валит всех микробов наповал.



Нам также подали «от фирмы» какой-то йогурт, от которого мы отказались – выглядел он не презентабельно, хотя, наверное, и был вкусен. Но на Востоке нужно и можно кушать сладости, а не «кислости». Это закон, который не следует нарушать.

Чай не пили, хотя очень хотелось. Времени особо не было.


Сидел, ел, вспоминал, как мы в 80-х где-то тут же сидели и трапезничали, а еще как сами готовили еду, и пили водку из афганских (советских) никелированных чайничков.




Это мы пьем чай с парнишкой из балахиссарского агитотряда, Кабул, 1984 год



А это с Сашей Горяновым варганим ужин. Кабул, 1989 год.

И ели, и пили, и советская власть была, и строительство велось, и мир какой-никакой налаживался. И вот тебе раз. Через 20 лет – ни мира, ни власти (никакой).

Эдакое безвластие под флагом международного сообщества и небо "в клетку"







Только мясо и кока-кола не изменились. Да еще лук, да перец.

Да столик мой джелалабадский, который висел в свое время в посольстве как картина, сейчас у меня на даче стоит на афганском же ковре.



Посольство, 1989 год

Опять грустно…