Art Of War - Военно-исторический литературный портал

После первых месяцев эйфории от прихода к власти новое афганское руководство приступило к тактическим перестановкам в рядах Вооруженных сил. "Неблагонадежные" части расформировывались, отдельные их подразделения придавались местным гарнизонам в провинциях. Кабул вычищался от тех, кто посмел в свое время поддержать приход к власти Хафизуллы Амина. Не избежала этой участи и 4-я танковая бригада - оплот "халькистов" и постоянная реальная угроза режиму. Часть танков были переброшены в провинцию Газни. 3-й батальон БМП, усиленный танками, - в Джелалабад. Уже через несколько недель после этих "перебросок" пришлось вылететь в командировку в административный центр провинции Нангархар.

Техника, двигавшаяся своим ходом из Кабула к пакистанской границе, была основательно потрепана в дороге как душманами, так и нерадивыми водителями, запоровшими двигатели у нескольких боевых машин. На другой стороне реки Кабул от уезда Сорхруд, на самых подступах к Джелалабаду в местечке Герд-е Катс во время марша на мине подорвался и упал в горную реку танк. Экипажу спасти не удалось, так как люки были задраены. Нам с советником по техническому обеспечению и обслуживанию Василием Васильевичем Лисовым и афганским зампотехом Абдуллой предстояло вылететь на место событий и разобраться в сложившейся обстановке.
В кабульском аэропорту торчали несколько дней - из-за непогоды бортов на Джелалабад не было. Можно было вылететь лишь на старинном 5-местном "кукурузнике" с четырьмя крыльями. К подобного рода экзотике мы отнеслись с прохладцей - и мне и советнику через несколько месяцев выходил дембель - и таки дождались афганского МИ-6. Вертолет, правда, тоже не глянулся. Снаружи он был весь какой-то обшарпанный, да и внутри, по всей видимости, недавно перевозили скот. Кстати, перевозка мелкого и крупного рогатого скота военными самолетами и вертолетами в Афганистане была вещью обыденной. Впоследствии мне неоднократно приходилось летать из Кандагара и Герата в окружении блеющих и гадящих от страха овец.
Недоброе случилось уже через 20 минут после взлета. Из-за тряски поползли ящики с боеприпасами, под натиском которых лопнул один из двух железных обручей, державших 200-литровую бочку - резервный бак с топливом. Он стал угрожающе отъезжать от левого борта в нашу сторону, и мы, не сговариваясь, вместе с борттехником вчетвером бросились на пол, упершись ногами в резервуар. Так и летели приблизительно около часа, моля бога о благополучной посадке. Бог был милостив.

На аэродроме нас уже ждал УАЗ с офицерами бригады. После традиционных "брежневских" поцелуев и многократных "заклинаний" типа "четурасти-хубасти" (как дела?) мы рухнули на заднее сиденье и тронулись в путь. Кстати, о "четурасти-хубасти". Если вы поинтересуетесь таким образом о делах иранца, он примет Вас за врача. Дословно это означает: "Ну, как (здоровье)? Хорошо?". Наши переводчики придумали замечательный ответ, который стал впоследствии очень популярным у советских военных, чьи дела в конце кампании шли явно не очень хорошо - "От вертолета лопасти, в Афган попал по дурости".

Джелалабад встретил нас адским зноем. Дня за четыре мы сбросили килограммов по десять - жидкость выпаривалась из организма вместе с потом. У меня от беготни по раскаленным камням расплавились подошвы отечественных вельветовых туфель за 11 рублей, а с ушей, поволдырившись, сошла кожа. Стопроцентная влажность не позволяла высушить постиранную одежду. Утром приходилось надевать все влажное, но зато прохладное. Потом придумали, как выйти из положения - сушили трусы и майки на раскаленной танковой броне. Получалось с горем пополам. Единственным спасением от жары стала мокрая простыня, в которую можно было обернуться и сесть под вентилятор. Но электричество подавалось всего на 1 час вечером, и к вентиляторному часу мы готовились заранее, окружая себя баррикадами из никелированных чайников и лимонов.

Поначалу мы, как и наши афганские коллеги, поселились в бывшей шахской летней резиденции-крепости, превращенной революционерами в казармы. Условия для жизни там были мрачные. В ботаническом саду, где росли сотни видов реликтовых деревьев с цветами вместо листьев, было нагажено, и зловоние человеческих испражнений забивало цветочные ароматы. Этот ботанический сад в свое время создавали еще англичане. Через некоторое время территорию крепости и сад заминировали советские саперы, так как прямо отсюда начинался перевал на Пакистан. Мы перебрались в военную гостиницу. Гостиница - это, конечно, громко сказано. Наверное, еще пару лет назад название и соответствовало содержанию, но к нашему приезду строение представляло собой двухэтажное здание без стекол, с не запирающимися дверями и окнами - все металлическое, включая замки и шпингалеты, было растащено местным населением. Ломать - не строить.

Помыкавшись там с неделю, переехали к одному из военных советников в Самархель - городок, где раньше обитали советские специалисты в области ирригации, построившие афганцам фермы по выращиванию оливок. Там был просто рай земной: кругом зелень и прохлада. Вытяни руку из окна и рви, что хочешь - лимоны, апельсины, наренджи и грейпы. В городке был хороший бассейн и деревянное строение- курилка. Советник 11-й пехотной дивизии, одурев от одиночества, наверное иногда забывал, зачем он здесь находится, и занимался тем, что отстреливал из пулемета душманов, обустроив себе "гнездо" из матрасов в одном из военных вертолетов (советская вертолетная эскадрилья дислоцировался на джелалабадском аэродроме). Наши летчики, которым тоже иногда бывало скучно, с удовольствием брали его с собой на отработку разведданных. Одним словом, провинция...

Лисов часто ездил на узел связи звонить в Кабул - докладывал, как продвигаются ремонтные работы, а я от нечего делать ловил рыбу в одном из бывших "захир-шаховских" водоемов и кормил ею оголодавших танкистов. Специфика приготовления ухи заключалась в том, что рыбу нужно было доставлять в батальон почти бегом, чтобы она не протухла от жары. Ловились сазаны, карпы, красноперка. Прекратил я рыбную ловлю, когда однажды на крючке повисла огромных размеров змея. Здорово испугавшись, я побросал снасти в озеро и больше туда не ходил. Спустя много лет, я ужасаюсь тому, что делал в джелалабадском пригороде. Наверное, душманы "замерзали" при виде того, как шурави в афганской военной форме, бросив на берегу автомат, безмятежно ловил на удочку королевскую рыбу с мостков, уходивших в "зеленку".

Из Кабула требовали срочно достать из реки упавший туда танк, снять с него пулемет ДШК и вытащить снаряды. Безумство этого приказа можно оценить лишь по прошествии лет. Видимо, в центре полагали, что контрреволюционеры полезут под воду в танк, и будут извлекать оттуда боеприпасы для изготовления фугасов, а из пулемета стрелять по вертолетам. Увы. Уже в то время у душманов уже были новейшие компрессионные мины итальянского производства и крупнокалиберные пулеметы, которые доставляли в Афганистан караваны из Пакистана. Границы были совершенно открыты - вернее, их не было вообще.

Окрестности Джелалабада контролировались формированиями Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматиара и отколовшимися от этой организации отрядами одноименного движения под предводительством местного авторитета в годах Юнуса Халеса. (Перенесясь из прошлого в настоящее, хочу рассказать, что в августе 2006 года Юнус Халес, наконец, умер. На его похороны в Джелалабаде собрались тысячи духов-ветеранов. Но уйти в мир иной спокойно ему не удалось. Похоронная процессия была взорвана, вероятно нашими бывшими соратниками по оружию. 40 духов было убито, уже спустя 16 лет после окончания нашей войны). Ночью вертушки не летали, и караваны преспокойно проходили через зону свободных племен, которые хорошо оплачивались из-за рубежа.

Но, как известно, приказы не обсуждаются, и пришлось ехать. С нами в дорогу собрались прилетевшие из Кабула родственники двух офицеров, погибших в танке, и два "водолаза" из числа местных жителей. Внешний вид "водолазов" привел меня в некоторое замешательство - худосочный старик и мальчик лет десяти были одеты в лохмотья, а их экипировка состояла лишь из длинной веревки. Два дня собирали колонну. Во главе конвоя шли два танка, за ними три БМП, танковый тягач с платформой. За тягачом - наша БРДМ. Замыкали ее три машины - ЗИЛ-131 с афганской пехотой. Колонна по афганским меркам вышла устрашающая, поэтому мы без особых опасений раненько утром двинулись в путь. Военный советник-стрелок тоже с нами поехал, чему я впоследствии был очень рад.

По горной дороге правее трассы Джелалабад-Кабул двигались спокойно где-то минут тридцать. Слева - отвесные скалы, справа - крутой откос и горная река. Сама дорога метров двадцать в ширину. Я сразу про себя отметил - если что-нибудь случится, то придется по всей видимости двигаться задним ходом - места для разворота не было. Успокаивал лишь огромных размеров КПВТ, за турелью которого сидел афганский сержант. Связь в тот день работала отменно - Абдулла постарался и накануне лично проверил все лингафоны. Минут через пятнадцать началось. Раздался взрыв, и столб черного дыма окутал головной танк.

"Мина", - подумал я, отметив про себя, что никакого страха не испытываю. Происходящее напоминало кадры из фильма "Освобождение" - и не больше. Колонна по инерции двигалась еще несколько десятков метров, пока боевые машины не сбились "в стаю". Лисов отдал приказ двигаться задним ходом, чтобы растянуть конвой. Тут раздался второй взрыв. БРДМ тряхнуло так, что все снаряжение коробки с патронами, откуда-то взявшийся полевой телефон, автоматы и разная прочая дребедень сорвались с креплений и разлетелись по всему салону.

Танки и БМП открыли беспорядочный огонь во всех направлениях. Со стороны, наверное, могло показаться, что нас атакуют отовсюду, но из открытого люка "духов" видно не было. Позади нас лежал завалившийся на бок грузовик. Противотанковой миной у него оторвало переднее колесо, которое как снаряд и ударило по нашей машине. Водитель был ранен в ноги и контужен. Два солдата были убиты, два получили ранения, остальные залегли вокруг поверженного грузовика и стреляли в белый свет как в копейку. Невообразимый грохот стоял минут пятнадцать. С противоположного берега реки поднимался дымок - оттуда по колонне несколько раз шарахнули, но не попали. Стрелять из пушек по зеленке не было никакой необходимости - "духи" уже растворились.

До сумерек сумели поменять траки на подорванном танке. Пришлось двигаться вперед еще с километр - там дорога немного расширялась, и можно было развернуться. Ночью въехали в Джелалабад и передохнули минут двадцать. Потом на БРДМе отправились в гостиницу, так как ночью до Самархеля было ехать далеко и небезопасно.

По пути нас несколько раз останавливал "патруль" из советских воинов. Они стояли по одному через каждые 500 метров, вооруженные лишь автоматом, а вокруг - заросли "зеленки" и ни души. В общем, подарок для "духов". Услышав родную речь, солдаты заметно приободрялись, Мы на свой страх и риск стали собирать их и сажать на броню, к ночи двух доставили в часть (66-ю бригаду). Там вдоволь попререкались с не очень умным командиром, отправившим ребят в ночь, практически на верную погибель. Наши бурные жестикуляции, странный внешний вид и темное время суток вероятно, произвели впечатление на офицера.

Совсем поздно ночью приехали в гостиницу, где пили гидролизный спирт, подаренный советнику-стрелку нашими вертолетчиками. Тут вышло недоразумение. Неожиданно в комнату отдыха вошел прибывший из Кабула... старший советник 4-й танковой бригады Пясецкий. Он не знал, где мы и откуда мы, но зато первое, что он увидел, был спирт и наши расслабленные тела. Я поспешил ретироваться. Встал и твердой походкой вышел прямо через дверь. Во всей "гостинице" было всего одно стекло - пару дней назад его где-то украли афганцы и вставили в двери холла. Я его не заметил. Стекла не стало.

Утром, попив чаю с цитрусовыми, стали обдумывать план следующего марша в Герд-е Катс. Через несколько суток все было готово. На этот раз нас должны были прикрывать сверху вертолеты, предварительно "поработав" по целям с раннего утра. Предполагалось, что к месту "работы" мы должны были прибыть к 12 часам дня, а вертушки раз в два часа долетать до нас, и в случае необходимости подавлять огневые точки противника.

Все повторилось снова, правда, на этот раз мы успели добраться до места, где затонул танк. На мине подорвалась БМП - слава богу, обошлось без потерь. Нас удивило, что боевые машины следовали точно по следам, проложенным головной машиной, а БМП все-таки "схватила" мину. Потом оказалось, что рвемся мы на компрессионных "итальянках". Миноискателем ее обнаружить невозможно - корпус пластиковый. Взрыватель изготовлен из полимеров. Срабатывает при создании избыточного давления. Целая колонна автомобилей может проследовать по заминированной дороге, и лишь последняя машина, замкнувшая контакт, взлетает на воздух. Тогда мы этого еще не знали.

За неимением саперов, послали обследовать обрывистый спуск афганскую пехоту - никто не подорвался, и решено было приступить к работе.
Афганский старик "водолаз" прикрепил себе на шею тяжелый камень и обвязал торс веревкой. В правой руке у него был трос с карабином, который он был должен зацепить за танковый крюк. При виде "водолаза" родственники погибших танкистов заплакали, а меня почему-то стал душить невесть откуда взявшийся хохот. Худшие предположения оправдались, и через пятнадцать минут мы дружно откачивали захлебнувшегося в стремнине "водолаза". Он долго поводил глазами, не соображая на каком свете находится. Окончательно он пришел в себя лишь тогда, когда мы его напоили чаем и заплатили 100 афгани за риск. Он остался очень доволен. В реку полезли мы с Абдуллой.

Меня и зампотеха страховали двумя тросами, каждый из которых держали четыре человека. С горем пополам крюки удалось за что-то зацепить, и мы стали разворачивать тягач. Абдулла-недотепа умудрился вытащить свой трос через раздвоенный ствол огромного дерева, стоявшего прямо у воды. И стоял довольный и улыбающийся. Для шуток времени не было - кругом душманы и дикая жара. Перешли на мат. Трос перебросили, мне опять пришлось лезть в стремнину. Выходило так, что ни при каком исходе танк вытянуть на платформу тягача было невозможно - слишком узка была дорога, но все же решили тянуть, чтобы достать из танка погибший экипаж и передать тела родственникам. Трос рвался раз десять.

Мы с Лисовым посчитали на бумажке, что для подъема потребуется аж 8 блоков, а в наличии было только 5. Все же, презрев законы физики, мы вытащили злополучную машину на откос, на дорогу ее вытащить возможности не было. Когда вода через открытые люки слилась, внутрь танка полезли добровольцы. Их рапорт был неутешителен: от воды трупы разбухли так, что вытащить их не представлялось возможным. Афганцы достали нож, стали прокалывать тела, чтобы выпустить из них воду. К сумеркам удалось извлечь лишь механика-водителя и снять ДШК. Вернулись домой в Самархель. Через неделю вновь отправились пытать счастье в каньон напротив Сорхруда.

Вероятно, "духи" следили за манипуляциями по извлечению танка и заминировали всю округу. По нам стреляли сверху слева - с горы, и из зарослей на правом берегу реки, где к камням примыкал полуостров. Местонахождение их позиций выдавали лишь дымки от выстрелов. Колонна вела ответный огонь на подавление из пулеметов и орудий. Нога нашего стрелка-сержанта просто влипла в педаль турели КПВТ. Мы стреляли через бойницу из автоматов. Ситуацию спасли вертолеты - слава советнику-стрелку! Раздалось характерное "хрюканье" - полетели НУРСы и когда пыль опустилась, на месте "зеленки" на полуострове остались обгорелые пни да воронки. ..
Вечером следующего дня в Самархеле меня бил озноб, лоб горел. Начались рвота и понос, которые не проходили несколько дней - от жары во время операции я пил из реки. Стал гадить кровью и слизью. Лисов в итоге, отвергнув мои просьбы остаться, погрузил меня в вертушку и отправил в Кабул.

На вертолетной площадке при построении "пассажиров" на Кабул проверял какой-то полковник. Все стояли, а я уже лежал на лавке на борту. Он начал грубо интересоваться, что там за чмо отдыхает в вертолете, да еще в афганской форме. Я поднялся, вышел, посмотрел на него. На его вопросы не ответил, а быстро отбежал в сторону блевать. Блевал, сидя на корточках. Почему-то из глаз катились непроизвольные слезы, хотя предрасположенности к плачу не было и жидкости в теле тоже почти не осталось.

Время от времени, отрывая голову от асфальта, я смотрел на вышку и на масксеть, что перегораживала аэродром на две части - афганскую и советскую. На советской, под масксетью, стоял Ан-24. Это я запомнил на всю жизнь. Еще пронумерованные столбики и сетку-рабицу, отгораживавшие аэродром от заминированной полосы и белых саманных домиков, в которых квартировался сонный по жаре поисково-спасательный отряд спецназа ГРУ.

Через 30 лет уже зрелым мужчиной я вернулся в Джелалабад, чтобы встретиться с оставшимся там навсегда обезбашенным худым мальчишкой, которого тоже звали Андрей. Встреча состоялась, мы узнали друг друга... -0-

Грешнов Андрей Борисович

Джелалабадские Оазисы